Любовница коменданта

— Это было совсем нетрудно, — добавил подросток.

— Даже слишком просто, — огрызнулась женщина.

Она не успела договорить, как их главарь кинулся ко мне, пытаясь выхватить у меня пистолет и кортик. Не устояв под его натиском, я невольно попятился к столу. Охранники закричали. Женщина пронзительно взвизгнула, когда я ударил его по голове. Она снова взвизгнула, когда охранники оторвали его от меня. Адъютант поднес к его виску пистолет и спустил курок. Женщина бросилась вперед, молотя кулаками двоих охранников, которые преградили ей путь, не давая подойти к убитому. Другие охранники целились в остальных партизан. Никто из них не шелохнулся, только подросток стиснул кулаки. Я оправил на себе мундир. Женщина посмотрела мне в лицо, прижимая к груди окровавленную голову партизанского вожака.

— Мы все равно победим вас, — выкрикнула она. — Наши жертвы не напрасны.

— Не тешьте себя иллюзиями, — ответил за меня адъютант.

— Прикажете их расстрелять? — обратился ко мне охранник, который привел партизан.

— Отдохните.

— Что делать с этими людьми?

— Ими займутся другие. Идите отдыхайте. Вы заслужили это.

— Благодарю вас, господин комендант.

— Завтра вы снова устроите облаву. Мы очистим лес от этой нечисти.

Двое партизан подняли на руки своего мертвого командира и, подгоняемые охранниками, вместе с остальными вышли из моего кабинета.

— Как вы, господин комендант? — спросил меня адъютант.

— Все в порядке.

Он взглянул на лужу крови на полу.

— Я позову уборщицу, — сказал он.

— Да, и велите ей убрать кровь в ванной.

— В ванной есть кровь? — удивился адъютант.

— Да, на полу, около раковины, я заметил какое-то красное пятно. Кстати, велите ей принести свежие полотенца. В последнюю неделю каждый раз, когда я беру в руки полотенце, оно почему-то оказывается мокрым.

— Я лично прослежу за этим, господин комендант.

— Спасибо, Йозеф. Я всегда могу на вас положиться.

Он направился к двери.

— Йозеф! — крикнул я ему вслед. — Вы прекрасно поработали.

Он кивнул, звучно щелкнув каблуками.

— Сегодня мы устроим себе небольшой отдых, — сказал я. — Мы сможем спать спокойно.

— Макс, тебе нужно немного отдохнуть, — сказала Марта.

Я положил Ильзе на лоб влажную салфетку. Протер ее маленькое тельце полотенцем, смоченным в спирте.

— Ты не можешь всю ночь оставаться на ногах, Макс.

— Ты не отходила от нее ни на шаг весь день, Марта.

— Ты устал, Макс. Ты работаешь целыми днями и не спал уже три ночи кряду. Что, если ты тоже заболеешь? Ты нужен мне. Ты нужен Гансу.

— Жар все еще держится.

— Я побуду с ней. Иди спать.

— Ее состояние не улучшается.

— Макс, тебе нужно отдохнуть. Я посижу с ней.

— То же самое было с…

— Неправда. Не смей так говорить.

— Что, если она умрет?

— Нет, доктор сказал, что это совсем другая болезнь.

— Он не видел ее. Он не может знать наверняка. Что, если мы потеряем нашу девочку?

— Прекрати, Макс. Не смей так говорить Не смей. Это не то, о чем ты думаешь.

— Значит, это лагерь.

— Что? — спросила Марта, забирая у меня мокрое полотенце. — Что ты сказал?

— Лагерь. Во всем виноват лагерь. Она заболела из-за него.

— Что за нелепая мысль?

— Нам нужно уехать отсюда. Тогда она поправится. Мы уедем из этого лагеря.

— Но ты так дорожишь своей должностью, Макс.

— Отравленная вода. Зловонный воздух. Проклятые заключенные, которые вечно болеют, кашляют, плюют, умирают. Вот что такое лагерь.

— Лагерь здесь ни при чем, Макс. В противном случае заболели бы мы все.

Марта обняла меня и прижалась ко мне всем телом. Мы стояли, не размыкая объятий, и смотрели на Ильзе, лежавшую в своей кроватке, — бледную, маленькую и беспомощную.

— Она выздоровеет, Макс. Мы должны верить в это. А Ганс не заболеет. Вот увидишь. Помолись, Макс. Господь не оставит нас в такую минуту.

— Помолись за меня ты, Марта. Я не умею.

Даже если бы я умел молиться, это вряд ли помогло бы и вряд ли что-либо изменило. Мне было ужасно одиноко. Мне всегда было одиноко, но временами больше, чем обычно. Марта забрала детей и уехала в Гамбург навестить сестру, я остался один в доме. Была весна. Я взял девушку за руку и повел к лестнице. Она дико озиралась по сторонам. Мне стоило немалых усилий заставить ее подняться на очередную ступеньку. Наконец мы миновали кухню, потом столовую. Мы были совершенно одни. И в доме стояла такая тишина, что было слышно тиканье часов в холле. Девушка то и дело пугливо оглядывалась назад. Когда я подвел ее к лестнице, ведущей в спальню, она остановилась, изо всех сил вцепившись в перила. Она окинула беспокойным взглядом входную дверь, гостиную, холл наверху. Я потянул ее за руку.

С каждым шагом она сопротивлялась все сильнее и сильнее. Когда мы поднялись наверх, мне пришлось взять ее за обе руки. Она отказывалась идти, и я вынужден был чуть ли не волоком тащить ее по натертому деревянному полу. Несмотря на ее хрупкость, к тому времени, как мы добрались до спальни, я выбился из сил. У меня колотилось сердце.

Я открыл дверь.