Любовница Президента

Но задавать вопросы опять-таки не имеет смысла. Сегодня Петя хочет в фонде, значит мне придется это сделать именно здесь. Вяло подумала о том, что на мне не его любимое черное белье и нет чулок. Придется довольствоваться телесным комплектом и колготками, которые он, скорее всего, порвет и разозлится, что я их надела. Я не была готова к этой встрече совершенно, потому что вчера мы уже виделись, и он говорил, что теперь несколько дней будет очень занят. Но то, что он говорит, и то, что по итогу делает, не всегда совпадает. Знаете, что самое страшное — это когда видишь все недостатки человека, когда его поступки вас ужасают, когда вы понимаете, что ваши отношения — утопия и все равно продолжаете его любить. Без розовых очков, без фантазий, без мечты…вот так голо, как без кожи. Любить до мяса…до крови. Как-то грязно любить, неправильно. И нет ничего страшнее такой любви. Никогда не думала, что однажды возненавижу само слово — любовь.

Я поднималась следом за своим сопровождающим по высокой лестнице на последний этаж. Стены помещения увешаны детскими портретами, рисунками, на стеллажах стоят поделки. Я так и не могла понять, что Петр делает в этом фонде и почему так кощунственно именно здесь назначил встречу. Неужели в нем не осталось ничего святого? Мы свернули в небольшой коридор, и передо мной распахнули широкую деревянную дверь.

Первое, что я почувствовала, это приторный аромат ее духов. И лишь потом увидела ее саму. Стоит возле окна с сигаретой в тонких пальцах, с распущенными по спине, закрученными в красивые локоны волосами, в узком зеленом платье, подчеркивающем ее выпирающий живот, в туфлях на высоком каблуке. Само изящество. Как всегда, словно с обложки журнала. В живую у нее очень нежное лицо. Мягкое, я бы сказала, доброе. Она полновата, маленького роста, у нее большая грудь, прикрытая нескромным декольте и увешанная экстравагантными бусами. И ей совершенно не подходит сигарета, но тем не менее она курит и выпускает колечки дыма. Как-то противно видеть беременную с сигаретой…примерно так же, как если бы она дымила младенцу прямо в рот. И неожиданно для такой правильной первой леди.

— Добрый день, Марина.

Высокомерно поздоровалась и, склонив голову набок, улыбнулась. И в этой улыбке столько презрения и яда, что я почувствовала его буквально кожей. Когда вас не просто ненавидят, а мечтают снять с вас кожу живьем и, увы, пока не могут.

У нее оказались зеленые глаза и довольно темные брови. И в реальности жена президента совсем не натуральная блондинка, как я думала прежде. Как казалось, на фотографиях в журналах и издалека в опере. Не знаю, почему я решила, что она светлая.

— Здравствуйте.

Ответила я, вытянувшись в струну и чувствуя, как начинаю нервничать. Как напрягается все мое тело, как сплетаются пальцы. Она кивнула охраннику, и тот оставил нас наедине.

— Прошу…, — махнула рукой, приглашая меня войти в кабинет. Небрежно и очень изящно. Вся ее небрежность чем-то напомнила мне Эллен. Как будто та учила ее манерам.

Интересно, зачем она меня позвала. Что ей нужно? О чем собралась со мной говорить.

— Я присяду, если ты не против.

Демонстративно придержала спину и уселась в кресло в характерном движении беременной женщины на последних месяцах. Я инстинктивно посмотрела на ее живот, и внутри все болезненно сжалось. Оказывается, видеть ее вот так вблизи намного больнее, чем по телевизору или в газетах. Она обретает реальные черты, лицо и плоть. Плоть, которую ласкал и брал мой любовник…называл ласковыми словами, рычал с ней в оргазме, ставил, как и меня, на колени. О Боже…как все это вытерпеть и не сойти с ума?

Меня она сесть не пригласила.

— Ты, наверное, хочешь спросить, зачем я тебя позвала?

Это разве не очевидно? Позвала показать свое превосходство, прежде всего. Или поставить на место. Или просто увидеть вблизи. Черт его знает, зачем она меня позвала…

— Наверное.

Ответила я и посмотрела ей в глаза. На какие-то доли секунд мне показалось, что я их где-то уже видела, что они мне знакомы. Но я отмела эту мысль. Нигде и никогда я не могла видеть эти мерзкие змеиные глаза. Они совершенно не сочетались с ее нежным холенным личиком.

— Я знаю, что он тебя купил…

Резко сказала она и откинулась на спинку кресла, поглаживая живот. Даже это она делала демонстративно и наигранно.

— Я заплачу втрое больше, если ты исчезнешь из его жизни.

Если бы она дала мне пощечину, это было бы не так оскорбительно, как эти слова, которые она произнесла презрительным тоном и поправила тяжелый светлый локон.

— Мне уже достаточно заплатили, вряд ли вы сможете дать больше!

Ответила и мягко улыбнулась, затем прошла вглубь комнаты и, не дожидаясь приглашения, уселась в кресло напротив. Если она думает, что ей удастся меня унизить, то она глубоко ошибается. После Петра мне уже не страшно. После него вряд ли кто-то сможет меня окунуть в грязь настолько. Губы Людмилы поджались, и она, чуть прищурившись, посмотрела мне в глаза.

— Просто назови сумму. Любую. Тебе выпишут чек и помогут убраться к такой-то матери.