Любовница (СИ)

— Ну что ж… я куплю для неё другой, — Виктору стало невыразимо скучно. Неужели это Нина? Разве ей чего-то не хватает? И не была она жадной…вот уж никогда не была…

— Нет, Вяземский не купишь! Ты и с этим-то в долги влез, продал акции, взял заём под чудовищный процент. Думаешь, я ничего не знаю?

— Не думаю, что не знаешь, раз Питер по долгу службы держит тебя в курсе.

— Да, держит! Представь себе, держит! И не только это! Для него я вполне подхожу, в отличие от тебя. Его на молодых не тянет…

— А… вот оно что… я думал тебе этого не надо, — Виктор сказал так не для того, чтобы обидеть её, он понимал, что его слова бестактны, но признание Нины, такое странное и неуместное сейчас и правда удивило его. Нина и Питер? Интересно давно ли. Нет, пожалуй не интересно.

В нём преобладало всё то же сонное равнодушие чувств, отсутствие ревности или обиды — только лёгкое удивление на собственную слепоту, тронуло рябью это стоячее болото.

— Идём на кухню, выпьем кофе, я покурю, и поговорим там спокойно, — предложил он.

— Идём, — согласилась Нина.

Пока Виктор набивал и раскуривал трубку, она по-хозяйски вымыла руки, тщательно вытерла их кухонным полотенцем. Заправила и включила кофеварку, поставила на стол чашку, сахарницу, корзинку с печеньем. Всё это было так привычно.

Нина сама положила в чашку Вяземского сахар, ровно столько, сколько он привык класть. Виктор смотрел на её руки.

Неожиданно и не вовремя чувство благодарности к этой женщине захлестнуло его, такое же привычное, как её жесты. Он захотел обнять её, прижаться, почувствовать её близко, рядом, у сердца, всё рассказать, и чтобы она поняла, простила, пожалела…ведь она так хорошо его знала. Так хорошо! Все его привычки, желания, много лет она предупреждала их, и Виктору ничего не надо было просить, объяснять, она была другом. Если бы сейчас она осталась с ним, заполнила его пустоту, не выясняла отношения, а молча побыла рядом.

— Ты не поставил фильтр для питьевой воды? — спросила она.

— Что? А…нет… тут это ни к чему, скважина пробита глубоко, вода артезианская, почти минеральная и совершенно чистая.

— Послушай, Вяземский! Ну брось ты это, поедем домой, там все обсудим, — Нина больше не казалась напряженной, она налила кофе, размешала сахар и пододвинула ему чашку, желание близости и прежнего доверия в нём исчезло, он смотрел, как аккуратно она положила ложку на своё блюдце, провела рукой по полированной поверхности обеденного стола, поправила плетёную салфетку для горячего. — Что ты тут будешь сидеть один? Зима скоро, что тут хорошего кроме снега? — Виктор молчал, Нина продолжала, — продай ты этот Букингемский дворец. Хорошие деньги можно снять, стильный особняк вышел. Питер говорит, что можно всё вернуть и ещё процентов двадцать пять чистой прибыли.

— Меня не интересует, что говорит Питер!

— А зря. Отдашь долги, забудешь про эту дурь. Ну, не хочешь в городе жить — живи на даче. Я к тебе приезжать не буду. Если очень надо заведи любовницу, я ведь не против, всё понимаю — сорок лет не двадцать, сколько не молодись, да и надоела я тебе, — ее лицо страдальчески искривилось.

— Нина! — Вяземский не хотел слышать этого от неё. Он не мог позволить ей так унижаться. Имущественные претензии — сколько угодно, ревность, желание задеть, но только не это…

— Ну, что «Нина»? Вот из института ушел. Зачем? Декан мне звонил, спрашивал. — Она судорожно вздохнула, закрыла губы ладонью, и вдруг заплакала так беспомощно, тушь с ресниц потекла по щекам. — Думаешь она к тебе вернётся? Будешь сидеть тут и ждать её? — глухо всхлипывала она.

— Не знаю, но дом не продам, — Виктор даже не двинулся, чтобы её утешить, — я расторгну купчую, потому что не на кого теперь оформить документы и верну аренду, как и было. Это все, суда у нас не получится. Что касается дачи, то мы договорились. Дача тебе не нужна, она за детьми останется в любом случае, Наташа с Петей сами потом решат кому, а ты не любишь жить за городом.

— Не люблю, — покорно согласилась она, — послушал бы меня, Виктор, поедем домой, что же ты будешь… как неприкаянный?

Он только покачал головой.

Нина стала подбирать потёки туши со щёк, от этого, как будто, успокоилась, даже виновато улыбнулась.

— Я пойду в ванную, лицо вымою.

— Да, конечно…

Вяземский знал, что она права и что сидеть тут будет тяжело, что работа не отвлечёт его, и только из упрямства, порожденного отчаянием, не хотел согласиться.

Если бы она не начала про дом, а сразу позвала его в город, может быть он и вернулся бы, но теперь, теперь он готов был именно её обвинить во всех своих несчастьях. Если бы он не передал тогда Маргарите первый свой разговор с Ниной, про этот чёртов дом, да и вообще её мнение, может, всё иначе бы повернулось. А так Рита решила, что все, в том числе и Виктор, подозревают её в меркантильности, что Вяземский не хочет разводиться, потому, что его тянет обратно в семью, что она помеха его жизни, что надо ему помириться с женой. Подарить ей цветы, выпросить прощение… как же всё это глупо…глупо…глупо… и ещё тот спор про охранника.