Виктор до того изматывал себя, что едва добирался до постели. Он засыпал сразу, ни о чём не думая и ничего не чувствуя, кроме усталости. Облегчения такой сон приносил мало.
Пробуждение отдавалось болью в сердце и сознанием того, что Маргарита ушла..
Она ни разу не позвонила, не написала, исчезла молча.
Вот это Виктор понимать отказывался, как после всего, что было между ними она может молчать! То есть умом, сознанием своим он соглашался. Да, права, права… Но сердцем смириться так и не смог. Обида брошенного мужчины проходит тяжко и долго.
Вяземский не был наивным влюбленным мальчиком, он предвидел финал отношений. Всё произошло закономерно.
Виктор сколько мог сглаживал, придумывал себе другую Риту, терпел ее странные выходки, грубость, толстокожесть, вульгарность, эпатаж в одежде, самомнение, упрямство и скандальность, все её капризы и дурь, ради того большого и важного, что, как он думал, совершалось между ними. Он ломал себя даже в мелочах, но всё напрасно.
Ничего не совершилось. Неужели не было той Маргариты, которую он любил? Не было совсем? А была и есть другая женщина, и Виктор не знал и не понимал её. Именно эта незнакомая Рита молчала сейчас день за днём, в то время, как душа его в муках умирала от одиночества.
Всё в нём словно застыло. Осталось одно только ожидание. Да, он всё ещё ждал. Ругая себя и презирая за слабость, он всё-таки надеялся, ждал хотя бы слова от неё.
Рита молчала…
Он всё больше цепенел. Уже не плакал по ночам, перестал судорожно хвататься за мобильник и по двадцать раз на дню проверять мейл. Не искал её в сети и в Интернет ходил только по работе. Прекратил всякое общение в чатах и на сайтах, где они бывали вместе, забросил свои виртуальные проекты, и, что самое печальное, перестал писать.
Да, он и не мог, ни строчки — ни стихи, ни прозу, потому что вдруг потерял тот свой невидимый мир, в котором жили его герои, не с кем стало поделиться. Из друзей, советчиков, наставников, из тех кем он восхищался, как живыми, они превратились в плоские иллюстрации.
Месяца через два Вяземский дал себе слово, что никогда больше не создаст себе никаких идеалов. Он зарёкся любить и раз и навсегда решил видеть в женщине только женщину, а не прекрасную Даму или Маленькую Беззащитную Девочку — два образа, так долго владевшие его воображением.
Он перестал считать дни от 13 октября, отъезда Риты, вернулся к своему обычному распорядку дня. Теперь он нормально спал и ел, много времени проводил за рулём, ездил в на уик энд в Париж и Люксембург, побывал в Зальцбурге и Вене, неделю прожил на горном курорте в Альпах, катался на лыжах, потом из Гамбурга перебрался в Трир и, как обычно, остановился в доме Тильды Фабль (Fabel).
Дом этот пользовался не самой лучшей репутацией среди почтенных трирских матрон. Но, как любое другое предприятие, приносил свой доход в городскую казну и потому наравне с ресторанами, ночными клубами, кегельбанами, дансингами, пабами и прочими заведениями подобного рода, призванными обеспечивать досуг, был вполне уважаем властями и налоговой инспекцией.
Заведение фрау Фабль и было пабом, только с определённым эротическим уклоном. Называлось оно «Nachtlich Nachtisch» — Ночной Десерт. Но сама Тильда и её девочки называли свой дом «Nachtigall» — Соловей.
Обыватели Трира знали, что кроме привычных услуг публичного дома в «Nachtlich Nachtisch» предлагают первоклассный ужин и приятное для глаз посетителей шоу, номера в котором скорее можно назвать пластическими миниатюрами, чем стриптизом.
В Соловья ходили влюбленные пары, как разнополые, так и однополые, у Тильды не было ограничений на этот счёт. Она вообще слыла самой демократичной “гроссфрау” и девочки, и мальчики охотно устраивались к ней работать.
Единственное, чего Тильда не терпела, так это наркотики, сквернословие и воровство — за любое из трёх нарушений устава дома она выставляла за дверь, без предупреждения и с дурными рекомендациями.
С Вяземским фрау Фабль была давно знакома, ещё с тех пор, как в первый раз решила устроить у себя представление и сделать публичный дом пабом. Бог знает какими путями она разыскала Виктора в театре, где он, приезжая в Германию, сотрудничал с местной балетной труппой. Театр оставался своего рода хобби Вяземского, даже много лет спустя после того, как он забросил карьеру музыканта.
Рассчитывая сделать хобби чем-то бОльшим, Виктор, кроме высшего экономического образования получил ещё и режиссерское, но особых доходов такая деятельность не приносила, вернее приносила, но не стабильно, от случая к случаю, и потому Вяземский выбрал бизнес, а не искусство.
Впрочем, у Тильды одно другому не мешало. В пабе можно было и заработать и поставить что-то приличное — в темах представлений и в музыке она Виктора никогда не корректировала, с советами не лезла, танцовщиц позволяла подбирать каких он хотел. Скоро представления вышли за рамки танцев у шеста, и Виктору понадобились исполнители другого уровня.