Любовные драмы русских принцесс. От Екатерины I до Николая II

Началась учёба, и великая княжна Екатерина Павловна во всём с самых ранних лет показывала необыкновенные способности, особенно делала успехи в науках и изучении языков. Успешно овладела французским, немецким и английским языками, но что особенно важно, превосходно говорила и писала на русском, а ведь хорошие знания родного языка в ту пору в высших кругах были редкостью.

Братья и сёстры звали её Катиш.

Русский писатель и драматург-переводчик, известный главным образом своими мемуарами, Степан Петрович Жихарев, встретив однажды в Павловске великую княгиню Екатерину Павловну, с восторгом написал:

«Великая княжна Екатерина Павловна — красавица необыкновенная; такого ангельского и вместе умного лица я не встречал в моей жизни, оно мерещится мне и до сих пор… Она была совершенная красавица с тёмными каштановыми волосами и необыкновенно приятными, добрыми карими глазами. Когда она входила, делалось будто светлее и радостнее».

Сардинский посланник в России граф Жозе-Мари де Местр докладывал в Италию:

«Ничто не сравнится с добротою и приветливостью Великой Княгини. Если бы я был живописцем, я послал бы вам изображение её глаз. Вы бы увидели, сколько природа заключила в них доброты и ума».

Кстати, Катиш прекрасно рисовала, и уроки живописи давал ей мастер исторического жанра и автор целого ряда знаменитых в ту пору картин на религиозные темы Алексей Егорович Егоров, который обучал рисованию и императрицу Елизавету Алексеевну.

О своей ученице Екатерине Павловне он сказал:

«Не будь она дочерью императора, она в Италии была бы величайшей художницей».

Что ж, ведь и отец Катиш, Павел Петрович, в отрочестве своём заслужил подобную же похвалу от своего учителя математики Семёна Андреевича Порошина…

«Если б Его Высочество человек был партикулярной и мог совсем предаться одному только математическому учению, то б по остроте своей весьма удобно быть мог нашим российским Паскалем».

Была Екатерина Павловна и приятной собеседницей, умела рассуждать на самые различные, а в том числе и политические и даже — вот уж внучка своей великой бабушки — военные темы. Ведь известно, что у императрицы Екатерины Великой был, можно сказать, полководческий ум. Ну а что касается её любимой внучки, то впереди ещё будет возможность убедиться в том, насколько прозорлива была она и в военных вопросах, причём в том числе и в вопросах стратегических.

Великая княжна Екатерина Павловна в детстве. Художник Д. Г. Левицкий

Воспитательная система была хорошо продумана императрицей. Вот только несколько особенно важных положений:

«Никаких перин — только закаливание. Едой не пичкать, за столом кормить ровно столько, сколько требует организм, а в качестве перекуса между приёмами пищи — давать только чёрный хлеб. Зато игр — сколько угодно.»

Она очень сожалела, что упустила возможность воспитать сына, точнее, не упустила, а её не допустили до воспитания. На то у императрицы Елизаветы Петровны были свои планы — не влияния Екатерины она боялась, а влияния великого князя Петра Фёдоровича. Она поручила воспитание придворным, которые, по словам Екатерины, «причинили ему несравненно больше физического и нравственного зла, нежели добра».

С первых дней после родов, отстранив её, маленького Павла так кутали, что чуть было вовсе не уморили. Екатерина говорила о том: «У сына моего плохое здоровье и негодная душа, то последствия дурного воспитания. С внуками моими будет иначе!»

Ну, в отношении души она, конечно, преувеличивала. Возможно, в детстве Павел побаивался мать, ну а потом настороженность так и не прошла.

«…Когда упадут или ударятся обо что, немного то уважать, и слезы запрещать».

Ну и в «Наставлении о воспитании великих князей Александра и Константина», написанном государыней 13 марта 1784 года, отражены следующие важные моменты.

Государыня предлагает прежде всего «не запрещать им играть, сколько хотят», ведь «детские игры не суть игры, но прилежнейшее упражнение детей». Ну и не ограничивать в играх, ибо, «дав детям в игре совершенную свободу, скорее узнать можно нравы и склонности их». А ведь зачастую старшие вовсе не знают и не понимают детей. Не верят тем, кто кристально честен, тем самым убивая эту честность.