Любовные драмы русских принцесс. От Екатерины I до Николая II

«Один из заговорщиков поспешил известить об этом (отречении) Беннигсена, остававшегося в смежной комнате и с подсвечником в руке рассматривавшего картины, развешанные по стенам. Услышав об отречении Павла, Беннигсен снял с себя шарф и отдал сообщнику, сказав: „Мы не дети, чтоб не понимать бедственных последствий, какие будет иметь наше ночное посещение Павла, бедственных для России и для нас. Разве мы можем быть уверены, что Павел не последует примеру Анны Иоанновны?“ Этим смертный приговор был решён… Шарфом Беннигсена из серебряной нити его задушили».

Убийство Павла I. Французская гравюра

А дети спокойно спали, спала и Катиш, когда вдруг к ней вошла Шарлотта Карловна и, разбудив, сказала, что надо быстро одеться.

— Зачем?

— Срочно переезжаем в Зимний.

Катиш едва не воскликнула «ура», но не воскликнула, потому что заметила смятение, даже отражение ужаса на лице Шарлотты Карловны.

— Что случилось?

— У государя удар. Апоплексический удар!

Что ещё скажешь ребёнку? Не говорить же о зверском убийстве. О том, что это убийство и что зверское, приближённые уже знали.

— А где мама, где Александр, где Константин?

— Мама ждёт, а Александр и Константин уже выехали в Зимний.

Младшие не понимали, что произошло. Им не стали говорить об ударе. Просто собрали и повезли, испуганных, полусонных. Повезли в простой карете, как, собственно, и Александр с Константином уехали в самой простой.

Эту карету видела из окна княгиня Дарья Христофоровна Ливен — супруга сына Шарлотты Карловны Ливен. Она, «знаменитая светская львица» первой половины XIX века, тайный агент русского правительства в Лондоне и Париже, прозванная «дипломатической Сивиллой», рассказала о том в своих записках:

«Но вот послышался отдалённый шум, в котором мне почудился стук колес. Эту весть я громко возвестила мужу, но прежде, чем он перешёл в спальню, экипаж уже проехал. Очень скромная пароконная каретка (тогда как все в ту пору в Петербурге разъезжали четвериком или шестериком); на запятках, впрочем, выездных лакеев заменяли два офицера, а при мерцании снега мне показалось, что в карете я вижу генерал-адъютанта Уварова. Такой выезд представлялся необычайным. Мой муж перестал колебаться, вскочил в сани и отправился в Зимний дворец.

Моя роль на этом и окончилась. Все последующее я сообщаю со слов мужа и свекрови.

Экипаж, который я видела, вёз не Уварова, но великих князей Александра и Константина. Выехав по Адмиралтейскому бульвару к противоположному краю Зимнего дворца, муж действительно увидел в кабинете великого князя Александра освещение, но по лестнице поднимался очень неуверенно».

Марии Фёдоровне в ту страшную ночь было неспокойно, ведь вокруг — одни враги. Она ещё не знала, что заговорщики, собравшиеся на пьянку перед своим ужасающим преступлением, готовы были на всё.

Она перебралась в Зимний, потому что оставаться даже лишний час в Михайловском замке было жутко.

То, что должно что-то произойти, Мария Фёдоровна, конечно, чувствовала, но даже в страшном сне не могло присниться такое!

Теперь бы это квалифицировалось как убийство группой лиц с особой жестокостью, а в ту пору старались давать обтекаемые формулировки, главная цель которых — убедить в том, что император убит чуть ли не по собственной вине.

Да, по собственной! По собственной, потому что место тех, кто окружал его, было в лучшем случае в каземате Петропавловской крепости или на каторге, а то и на плахе.