Любовные драмы русских принцесс. От Екатерины I до Николая II

В каком положении оказалась императрица, в одночасье ставшая вдовствующей?! На руках дети… Две дочери ещё не окрепшие, хоть и подросшие, а одна совсем маленькая, ровно так же, как и её ещё более младшие братья.

На кого надежда? На императора? Нового императора — известна формула: король умер, да здравствует король! Так и здесь: император умер (убит) — да здравствует император.

И она, Мария Фёдоровна, в ту страшную ночь, в тот страшный час, когда её не пускали к Павлу Петровичу, когда выгоняли, а она снова приходила, поздравила новоиспечённого императора, именно императора, ибо до того, чтобы назвать его государем, было ещё ох как далеко!

Цесаревич Александр Павлович. Художник В. Г. Левицкий

Он появился там же, перед непреклонными часовыми, бледный, растерянный. Мария Фёдоровна резко повернулась к нему, и на щеках её сразу высохли слёзы. Сделала шаг и сказала ледяным тоном:

— Теперь поздравляю! Вы — император!

Тот, кого поздравила она, и тот, кто в глазах всех считался её сыном, после этих слов рухнул как подкошенный на пол, и никто не успел поддержать его. Ужас отразился на лицах всех присутствующих при этой сцене, ужас оттого, что каждый был уверен, что стал свидетелем второй смерти за эту ночь, всего за несколько часов этой ночи.

Сын рухнул на пол. Сын не подавал признаков жизни. Что должна сделать мать? На её глазах сын испустил дух… так подумали все, а как ещё могла подумать она? Что должна сделать мать? Нет, не должна — должна здесь не подходит. Что сделает любая мать, каждая мать в такую минуту? Пусть сын виноват! Она это чувствовала, понимала, но она понимала и то, в какие он был зажат рамки теми жестокосердными, потерявшими человеческое обличие, еще до конца не протрезвевшими нелюдями.

Любая мать бросилась бы к сыну, подняла с полу его голову, прижала к себе, что-то закричала, стала звать его, стала звать на помощь…

Мария Фёдоровна спокойно переступила через безжизненное тело и вот теперь уже сама, без принуждения удалилась, опираясь на руку своего камердинера.

На эту страшную загадку никто почему-то не хочет обращать внимания. Как же так — сын «испустил дух». Именно так пишут сплошь да рядом: «испустил дух», а мать даже не нагнулась, да что там, даже не остановилась, даже не поинтересовалась, что случилось, и ушла.

Почему? Ответ мы найдём в великолепной книге нашего современника, учёного, дешифровщика древних текстов и тайнописей Геннадия Станиславовича Гриневича. Гриневич расшифровал тайнописи сибирского старца Феодора Козьмича и доказал, что под этим именем скрывался тот, кто правил Россией с 1801 по 1825 год. Но правил Россией вовсе не Александр Павлович, а действительно старший внук государыни, старший, правда, внебрачный сын Павла Петровича Симеон Афанасьевич Великий.

Тёмные силы подготовили его к правлению, когда он попал к ним в руки во время учёбы в Англии, а потом, пользуясь тем, что он как две капли воды похож на своего брата Александра, подменили им Александра.

Подмена прошла незамеченной — слишком большое сходство. Но она прошла незамеченной для всех, кроме, разумеется, родителей и кроме младшего брата Константина, который был к тому времени уже вполне взрослым. Но все вынуждены были сделать вид, что ничего не заметили. Много было причин. Во-первых, когда это случилось, ещё была жива Екатерина Великая, которая не простила бы подмену и убийство своего любимого внука. А вину очень легко было свалить именно на Павла Петровича. А тогда… Не берусь сказать, что было бы тогда!

Ну а что касается Михайловского замка, вспомним пророчество вещего Авеля-прорицателя, предрекшего… «Зрю в нём преждевременную гробницу твою, Благоверный Государь. И резиденцией потомков твоих, как мыслишь, он не будет».

Действительно, к утру 12 марта никого из членов царской семьи в замке не оставалось, и замок вскоре был передан в Министерство Императорского двора.

В оде «Вольность» Александр Сергеевич Пушкин посвятил дворцу и его державному хозяину такие строки:

Когда на мрачную Неву
Звезда полуночи сверкает
И беззаботную главу
Спокойный сон отягощает,
Глядит задумчивый певец
На грозно спящий средь тумана
Пустынный памятник тирана,
Забвенью брошенный дворец —

И слышит Клии страшный глас

За сими страшными стенами,
Калигулы последний час
Он видит живо пред очами,
Он видит — в лентах и звездах,
Вином и злобой упоенны,
Идут убийцы потаенны,
На лицах дерзость, в сердце страх.

Молчит неверный часовой,

Опущен молча мост подъёмный,
Врата отверсты в тьме ночной
Рукой предательства наёмной…