Любовные и другие приключения Джиакомо Казановы, кавалера де Сенгальта, венецианца, описанные им самим - Том 1

В начале мая аббат де Берни пригласил меня в Версаль, но перед тем велел явиться к аббату де ля Виллю. Сей последний спросил, могу ли я поехать осмотреть восемь или десять военных кораблей, стоящих в Дюнкерке, и при том с достаточною ловкостию вызнать у командующих ими офицеров всё потребное для отчёта о наличности всяческого снабжения и устройства, то есть о числе матросов, пороховых запасов и пр.

— Я поеду, — был мой ответ, — дабы сделать опыт в сём роде, и по возвращении представлю вам об этом рапорт, а уже ваше дело судить, справился ли я с порученным.

— Поелику это секретная миссия, вас нельзя снабдить каким-либо письмом, а только лишь деньгами. Желаю вам удачного путешествия.

— Господин аббат, мне не нужны деньги вперёд. По моём возвращении вы определите столько, сколько сочтёте заслуженным. Выехать я смогу не ранее трёх дней, ибо надо запастись рекомендательными письмами.

— Хорошо. Постарайтесь возвратиться к концу месяца.

Морским силам моя миссия обошлась в двенадцать тысяч франков, хотя министр мог без всякого труда получить необходимые сведения, не истратив ни одного су. Любой сообразительный младший офицер с удовольствием изъявил бы потребное для сего рвение. Но таковы были во Франции все министры. Они с лёгкостью бросали чужие деньги, дабы поощрять свои креатуры. Попираемый сими тиранами народ почитался ни за что. Государство беднело, финансы разваливались. Революция, полагаю, была необходима, но основанная на морали и любви к отечеству, а не на кровопролитии. Однако дворяне и духовенство не имели достаточно великодушия, чтобы сделать пожертвования, необходимые королю, государству и им самим.

XVI ПРИКЛЮЧЕНИЕ В КОЛЯСКЕ 1757 год

Несмотря на любовь к юной Балетти, не оставался я равнодушен и к прелестям доступных красавиц, которые блистали на больших тротуарах и заставляли общество говорить о себе. Однако сильнее всего меня занимали женщины, находившиеся на содержании, а также те, которые делали вид, что не принадлежат первому встречному, поскольку поют, танцуют или каждый вечер изображают на сцене королев и субреток.

Впрочем, подобные претензии на хороший тон не мешали им считать себя совершенно свободными и пользоваться тем, что они называли независимостью, отдаваясь то Амуру, то Плутусу, а чаще всего и тому и другому одновременно. Поскольку свести знакомство с этими жрицами наслаждения и расточительства не составляло большого труда, я проводил время со многими из них. Театры являют собой настоящие рынки, где ценители имеют возможность упражнять свои таланты в завязывании интриг. Я также изрядно пользовался уроками сей благородной академии.

Обычно начинал я с того, что заводил дружбу с названными любовниками, после чего оставалось при подходящих обстоятельствах лишь показать себя фаворитом Плутуса, ведь открытый кошелёк — это сосуд, благоухание которого для многих нежнее аромата розы. А когда дело касалось нескольких золотых лепестков, я всегда мог быть уверен, что меня вознаградят тем или иным способом.

Камилла, актриса и танцовщица Итальянской Комедии, в которую я влюбился ещё семь лет назад в Фонтенбло, была одною из тех, кто привлекал меня больше всего, благодаря развлечениям и приятному обществу, собиравшемуся в её маленьком изящном домике у Белой Заставы, где она жила вместе с графом д'Эгревиллем, отличавшим меня своим неизменным расположением. Ему очень нравилось, когда у его любовницы собиралось многочисленное общество — несколько своеобразная черта, свидетельствующая, впрочем, о доверчивом и лишённом ревности характере. Камилла любила только его, случай редкий среди галантных актрис, но, обладая умом и знанием жизни, она не оставляла в безнадежности никого из тех, кто выказывал ей свои чувства. Она не была ни скаредной, ни расточительной в своей благосклонности и владела секретом того, как сохранить любовь окружающих, не рискуя подвергнуться ни досадным нескромностям, ни оскорбительному пренебрежению.

Более других после своего любовника она отличала графа дела Тур-д'Оверня, высокородного вельможу, который боготворил её и, не будучи достаточно богатым, чтобы нераздельно обладать Камиллой, казался вполне удовлетворённым той частью, которая оставалась на его долю. За ним утвердилась репутация второго друга её сердца. У Камиллы жила одна очень молодая девица; эта последняя и была уступлена графу, как только Камилла заметила, что он к ней неравнодушен. Ла Тур-д'Овернь поселил её в меблированных комнатах на улице Тарани и всегда говорил, что любит девицу как портрет, поскольку получил её от своей дорогой возлюбленной. Граф часто привозил эту молодую особу в дом к Камилле. Она отличалась простотой, наивностью и совершенным отсутствием каких-либо претензий. Девица говорила своему любовнику, что никогда не простит ему неверности, за исключением Камиллы, которой должна будет уступить, так как обязана ей своим счастьем.