Любовные и другие приключения Джиакомо Казановы, кавалера де Сенгальта, венецианца, описанные им самим - Том 1

Я бегу в свою контору, забираю сто луидоров и приношу ему. Наступает суббота, графа нет, а как раз тогда я оказался без денег. Пришлось заложить мой солитер, чтобы возместить недостачу. Дня через три или четыре, теперь уже во Французской Комедии, подходит ко мне ла Тур-д'Овернь с извинениями. Вместо ответа я показываю ему свою руку и объясняю, что ради спасения чести принуждён был заложить кольцо. Граф же с грустью говорит, будто его обманули, но, несомненно, он отдаст мне сто луидоров в следующую субботу. И добавляет к сему:

— Даю в том честное слово.

— Ваше честное слово лежит в моей кассе и посему позвольте не рассчитывать на него. Вы возвратите мне сто луидоров, когда вам будет угодно.

Услышав это, он побледнел как смерть.

— Слово для меня дороже жизни, любезный Казанова, и я возвращу ваши сто луидоров завтра в девять часов утра в ста шагах от кофейни, что у самого конца Елисейских Полей. Вы получите их без свидетелей и, надеюсь, явитесь за ними при шпаге.

— Чёрт возьми, господин граф, не много ли вы хотите за одно острое словцо? Конечно, для меня это великая честь, но я предпочитаю просить у вас прощения, лишь бы не доводить дело до такой крайности.

— Нет. Я виновен более вас, и моя вина может быть искуплена лишь остриём шпаги. Так вы придёте?

— Сколь ни тягостно соглашаться, я не могу отказать вам.

После сего поехал я к Сильвии и ужинал в большой печали, ибо воистину был привязан к этому любезному вельможе, и вся игра никак не стоила свеч. Я не стал бы драться, ежели мог бы убедить себя, что вина лежит на мне. Но напрасно поворачивал я так и эдак сие дело — всё  упиралось в излишнюю щепетильность графа. Посему решился дать ему сатисфакцию.

В указанную кофейню я пришёл сразу вслед за графом. Мы позавтракали, он заплатил хозяину, и мы направились к Звезде. Дойдя до безлюдного места, он вынул из кармана свёрток со ста луидорами и, подав мне, сказал, что каждому из нас будет достаточно первого же удара шпаги. У меня не хватило духа отвечать ему.

Отступив на четыре шага, он обнажил шпагу. Я безмолвно последовал его примеру и, двинувшись вперёд, как только мы скрестили оружие, нанёс ему мой удар с вытянутой руки. Не сомневаясь, что ранил его в грудь, я отступил на два шага и напомнил ему о нашем условии.

С покорностью ягнёнка опустил он шпагу и приложил руку к груди, а когда он отнял её, вся она была в крови. После сего он произнёс: “Я удовлетворён”.

Мне оставалось только уверить его в наилучших моих к нему чувствах. Он прижимал к груди платок, я же, осмотрев свою шпагу, убедился, что она вошла не глубже, чем на десятую долю дюйма, о чём ему и сообщил, предложив при этом проводить его. Граф поблагодарил меня и просил сохранять обо всём молчание, а в будущем видеть в нём истинного моего друга. Прослезившись, я обнял его и с тяжёлым сердцем возвратился домой, обогатившись, однако, весьма поучительным уроком. Всё это дело осталось в неизвестности, а уже через восемь дней мы встретились за ужином у Камиллы.

XVII ГРАФ СЕН-ЖЕРМЕН, АББАТ ДЕ БЕРНИ И ЖАН-ЖАК РУССО 1758—1759

Как-то раз довелось мне обедать в обществе мадам де Жержи, которая привезла с собой знаменитого авантюриста, известного под именем графа Сен-Жермена. Сей человек совершенно не прикасался к кушаньям и во всё продолжение трапезы только и делал что говорил. В некотором смысле я последовал ею примеру и вместо еды слушал наивнимательнейшим образом. Следует отдать ему должное — навряд ли кто-нибудь смог бы говорить лучше него.

Он хотел поражать, и часто ему это удавалось. Имея в речах тон непререкаемости, он при сём обладал искусством не вызывать от сего неудовольствия. Это был человек учёный и в совершенстве говоривший почти на всех языках, а к тому же ещё великий музыкант и великий химик. Он имел приятное лицо и умел делать женщин послушными себе, ибо кроме того, что снабжал их приносившими красоту румянами и притираниями, обещал ещё, не претендуя на омоложение, сохранять их в том виде, какими они познакомились с ним. Для сего употреблялась вода, стоившая, по его словам, весьма дорого, но подносившаяся в качестве подарков.

Он сумел завоевать благосклонность мадам де Помпадур, которая доставила ему случай поговорить с королём, и он соорудил для монарха превосходную лабораторию, ибо сей последний, скучая всем и вся, надеялся хоть немного развлечься приготовлением красок. Король дал ему место в Шамборе и сто тысяч ливров на лабораторию. По словам Сен-Жермена, своими химическими произведениями он мог бы обеспечить процветание всех мануфактур Франции.

Сей необыкновенный человек, рождённый быть первым среди обманщиков, как бы между прочим с апломбом утверждал, что ему триста лет, что он обладает панацеей, может делать с природой всё по своему желанию и владеет тайной выплавления алмазов. Несмотря на все сии самохвальства, ложь и очевидные нелепицы, я все же не мог почесть его ни наглым обманщиком, ни человеком, достойным уважения. Помимо моей воли он поразил меня.