Любовные утехи русских цариц

Нам кажется, нельзя огромное чувство, которое было у Петра к Екатерине, объяснить какой-то одной чертой. Не забываем, что эта «солдатская девка» была великолепной женщиной: красивой, молодой, стройной, жизнерадостной, веселой, с изумительным характером незлобивости, отсутствия ревности и наличия покорности. Той чарующей покорности, которая была так необходима Петру при его характере нетерпения малейшего возражения. И вздыхающим эстетам, привыкшим гармонию видеть только в однозначном сочетании — гениальное с гениальным, дурное с дурным, скажем, что гениальности Петра она противопоставляет свою гениальность. Заставить русского царя полюбить ее по-настоящему — это ли не гениальность женщины?

Вот портрет будущей Екатерины I ко времени знакомства с Петром I: «Вот она — в дорогом, серебряной материи роскошном платье, то в атласном — оранжевом, то в красном — бархатном. Роскошная черная коса убрана со вкусом. На алых, полных губах играет приятная улыбка. Черные глаза блестят огнем, горят страстью, нос слегка приподнятый, выпуклые тонко-розовые ноздри, высоко поднятые брови, полные щеки, горящие румянцем, полный подбородок, нежная белизна шеи, плеч, высоко поднятой груди»^[79].

Мы не знаем, этими или какими другими качествами привлекла и привязала она к себе царя. Здесь ведь как по пословице — «любовь зла, полюбишь и козла». Тем более такую привлекательную «козочку». Но главное, Екатерина была и оставалась всегда привлекательной для царя как женщина, уважаемой как друг и мать его детей. Одиннадцать детей. Сколько, сколько? — недоверчиво воскликнет читатель. Да, одиннадцать детей родила Екатерина Петру. Думаете, исчезло у Петра сексуальное влечение к ней после такого обильного деторождения, как зачастую или почти всегда бывает у мужчин? Нет, и в этом феномен Петра и Екатерины. Желать тебя, как молодую девственницу, для коих целей французские короли и вельможи специально взращивали так называемых «крыс» — молоденьких девушек для блуда и разврата, хотя ты стала самкой-репродукторшей и твой детородный орган уже далек от обольстительных «прелестей Венеры» — это ли не уникальное чувство?

Александр Дюма-сын делил женщин на три категории: женщины храма, очага и улицы. Первые — непорочные девы, вторые — матери, третьи — девки. Примерно такие же функции женщины определил Лев Толстой в своей знаменитой «Крейцеровой сонате». Спартанские философы еще больше сузили роль женщины, до двух целей: деторождения и любовных утех. Логично, не правда ли? Ведь трудно требовать от женщины, вечно ходящей со вздутым животом, чарующего обольщения любовницы.

И нам приходится только удивляться снисходительности французского короля Людовика XIV к «животам» своих любовниц. Его любовницы, почти всегда ходившие беременными, не только не утрачивали для него прелестей прежнего очарования, но, наоборот, приобретали его особую признательность и нежность. Почти всегда король присутствовал при родах своих любовниц. Нам трудно представить при ослепительном дворе Версаля «светскую львицу» с вечно вздутым животом. Но именно так и было. И обожание короля по отношению к своим фавориткам от этого не уменьшалось. Что ни говорите, а довольно редкая это черта у простых смертных, а у королей подавно. Но, по-видимому, и здесь врожденное благородство короля потерпело крах перед эстетическим чувствованием. И когда всесильная будуарная царица госпожа Монтеспан, народив девятерых ребятишек (семерых с королем), превратилась в толстую корову с ляжками, по меткому сравнению князя Висконти, как «широкая спина взрослого мужчины», король отвернулся от нее окончательно и бесповоротно. «Монарх посмотрел на ее огромные телеса, на талию, напрасно затянутую в поясе, на шею, напрасно замаскированную лентами и газом, посмотрел на всю эту „пышность“ и повернулся на пятках».

Екатерина I обладала той величайшей особенностью, что обильное деторождение не особенно накладывало свой негативный отпечаток на ее фигуру. Она своим неразвитым, необразованным умом, но с дьявольской интуицией попрала все философские каноны. Соединила в единое целое две несовместимые роли: матери и любовницы. «Чувство возвышает, а чувственность унижает»,^[80] — сказал тот же А. Дюма. Одно и другое возвысить до высокого чувства может только гениальная женщина!

Родив одиннадцать детей, Екатерина как мать очень страдала, что почти все дети умерли в раннем возрасте. Из них было — три Петра, два Павла, две Натальи, Екатерина и Маргарита, Анна и Елизавета. В живых остались только две дочери — Елизавета и Анна, которая тоже недолго поживет на белом свете, умерев вскоре после своего замужества.

Особенно переживали Екатерина и Петр смерть третьего Петруши, убитого в раннем возрасте молнией. Его Петр I метил на русский трон. Елизавете Петровне предназначалась иная участь.