Любовные утехи русских цариц

Эти шепоты в народе не нарушали их семейной гармонии. И жить бы и жить этой паре, как говорится в русских сказках, долго и счастливо, тем более что сказка и впрямь вошла в жизнь Екатерины: из девок — да в царицы. Но, видимо, порочность заложена в нее с самого рождения, если она ни с того ни с сего, рискуя так многим, связалась с ничтожным, смазливым Вилиамом Монсом, братом бывшей фаворитки Петра Анны Моне. Царица, влюбчивая от природы, и на сей раз не выдержала: взяла и влюбилась в Вилиама Монса и назначила его к себе в свиту якобы заведовать ее хозяйственными делами, а на самом деле чтобы всегда его под рукой иметь. Петр, не подозревая такой вероломности своей жены, согласился, и этот Моне во время торжественных обедов вечно за стулом царицы стоял. За стулом Петра его адъютант, за стулом царицы Моне. И от своей роли фаворита царицы он не только не отказывался, но еще и ее портрет, усыпанный драгоценностями, в кармане таскал. На что рассчитывал этот сентиментальный немец, почитывавший стишки и сам их пописывавший? Что царь ничего не раскроет? При его-то подозрительности и прозорливости! Он и так все узнавал одним из последних. Долго еще эта парочка будет морочить ему голову своими романтическими затеями, пока наконец царь не обратит внимания на слишком уж частые пребывания Монса в кабинете ее величества. А тут еще и другой факт его подозрения вызвал: Екатерина стала что-то уж слишком неохотно отвечать на его письма, когда он был в отъездах. И напрасно Петр в 1718 году канючит, как малый ребенок, что вот уже восемь дней, как не получал письма от любимой женушки, она другим занята, ей не до писем царю!

И вот, имея эти и другие бледные подозрения, вроде случайно пойманного взгляда влюбленной парочки, царь уже проникся подозрением и предписывает другой сестре Монса, некоей Матрене Балк, следить за ними. Но лояльная по отношению к царице Матрена, будучи ее наперсницей, не только не следит, но еще и потворствует преступным свиданиям своего братца с Екатериной. И, убедившись, что надеяться на помощь извне не приходится, царь сам решает подкараулить злополучную парочку. И как-то раз, сказавши, что едет в Шлиссельбургскую крепость, он действительно поехал туда, а потом потихоньку вернулся во дворец и, внезапно появившись перед покоями Екатерины, распахнул дверь. Что он там увидел — это тайна, покрытая мраком, оставим этот домысел историкам на растерзание. Они и растерзали его в клочья. Одни утверждали, что Петр застал свою супружницу в кровати с Монсом, другие говорили, что ничего подобного, до кровати дело не дошло, но вполне возможно, что Моне нежно целовал ручку Екатерины и читал ей какие-то там романтические стишки. Не важно! Не важно, каким органом прикоснулся Моне к телу Екатерины. Факт, что царь страшно рассердился и в гневе собственноручно, имея большой навык в этом деле, выпорол обоих. Но это одни историки говорят. Другие же утверждают, что царь, рассердившись, конечно, Монса и Екатерину физически не лупил, а одного арестовал, а на глазах другой разбил на мелкие осколки дорогое венецианское зеркало, приговаривая: «Вот так разобью и твое существование». И на что будто Екатерина хладнокровно заметила: «От этого комната не станет лучше». Так ли было на самом деле, мы не знаем. Во всяком случае, Монса арестовали, посадили в темницу и предали суду.

Но царь есть царь. Не пристало ему, великому государю, судить любовника своей жены за прелюбодеяние. Это равносильно было бы признанию своего рогачества. И Монса судят за… взяточничество. А он впрямь страшный взяточник был. И даже с Екатериной этой мздой делился. И такие тут безобразные делишки Монса раскрылись, что решено было предать его смертной казни через отрубление головы. «А тем временем на Троицкой площади уже готовят высокий помост, на него кладут плаху и ставят палача с топором в руках». И будто бы Моне замечательное хладнокровие при своем убийстве проявил. Он будто бы гордо на четыре стороны поклонился честному народу, гурьбой собравшемуся на площади, свои золотые часики из кармана вынул и в знак благодарности палачу подарил. За что? Ну, может, за то, что топор у того отточен хорошо был и таких конфузов, как во время революции во Франции, не случалось. И после этих приготовлений он свою изящную головку на плаху положил. Может, когда он народу поклонился, он и Екатерину увидел и ей прощальный любовный взгляд послал. Этого мы не знаем и не собираемся на слово верить ни писателям, ни историкам, которые больно уж много с этим самым Монсом напутали.

Одни утверждают, что царь заставил Екатерину присутствовать на казни Монса и она даже в обморок от ужаса упала, другие твердят, что ничего подобного.