Читаем Любовный хоровод полностью

Поэт. Сюда — да. Но в парке мы с тобой бродили вдоль ручья часа три. Так что садись, детка, расслабься… куда хочешь садись, хоть за письменный стол… или нет, здесь неудобно. Лучше на диван. Вот так. (Усаживает ее.) Можешь и прилечь, если очень устала. Вот так. (Укладывает ее на диван). А под головку положим подушку.

Гризетка(со смехом). Но я совсем не устала!

Поэт. Это тебе только кажется. Вот так. Можешь и поспать, если хочешь. Я не буду тебе мешать. Могу сыграть тебе и колыбельную… мою собственную… (Подходит к пианино).

Гризетка. Твою собственную?

Поэт. Да.

Гризетка. А я думала, Роберт, что ты доктор.

Поэт. Почему? Я ведь говорил тебе, что я писатель.

Гризетка. Все писатели доктора.

Поэт. Нет, не все. Я вот не доктор. Но почему это пришло тебе в голову?

Гризетка. Ну, потому, что ты сказал, что сыграешь свою колыбельную.

Поэт. Ах да… Но, может быть, она и не моя. Ведь это совершенно неважно. Что? Вообще, кто написал — не имеет никакого значения. Лишь бы было красиво — не так ли?

Гризетка. Натурально. Лишь бы красиво — чего ж еще…

Поэт. А ты поняла, что я имел в виду?

Гризетка. Ты про что?

Поэт. Ну, про то, что я только что сказал.

Гризетка(сонным голосом). Натурально.

Поэт(встает, подходит к ней, гладит ее по волосам). Ничего ты не поняла, ни слова.

Гризетка. Ладно тебе, я никакая не дура.

Поэт. Натурально, ты дура. Но за это-то я тебя и люблю. Ах, как это прекрасно, что вы такие дуры. Я имею в виду таких, как ты.

Гризетка. Да ладно, чего ты ругаешься-то?

Поэт. Ты ангел, малыш. А приятно лежать на мягком персидском ковре, не так ли?

Гризетка. О да. Ну, чего ж ты не играешь на пианино? Не хочешь?

Поэт. Нет уж… лучше побыть с тобой рядом. (Гладит ее.)

Гризетка. Слышь, зажги свет, а?

Поэт. О, нет… Эти сумерки так прекрасны. Мы ведь целый день будто купались в солнечных лучах. А теперь словно выходим из ванны, заворачиваясь в покров темноты… (Смеется.) Нет, это нужно бы сказать по-другому… Ты не находишь?

Гризетка. Не знаю.

Поэт(элегантно отступая от нее). О, эта глупость божественна! (Берет записную книжку и что-то записывает).

Гризетка. Что это ты делаешь? (Поворачиваясь на диване в его сторону.) Чего записываешь-то?

Поэт(негромко). Солнце, Купание, Сумерки, Покров… так, так… (Прянет записную книжку. Громко). Ничего… Не хочешь ли чего-нибудь съесть или выпить, скажи?

Гризетка. Жажды я не испытываю. А вот аппетит разыгрался.

Поэт. Гм… Я бы предпочел, чтобы ты испытывала жажду. Коньяк в доме найдется, а вот за едой надо сходить.

Гризетка. Что, некого послать?

Поэт. Трудно — служанка уже ушла… ничего, сам схожу… чего тебе хочется?

Гризетка. Да нет, не стоит, мне все равно скоро уходить.

Поэт. Детка, об этом не может быть и речи. Но я вот что предлагаю — пойдем потом вместе куда-нибудь поужинать.

Гризетка. Нет, нет. У меня на это нет времени. Да и куда мы можем пойти? Везде ведь можно встретить знакомых.

Поэт. У тебя так много знакомых?

Гризетка. Достаточно встретить одного — и уже неприятность.

Поэт. Да в чем же тут неприятность?

Гризетка. Ну, а как ты думаешь — если мать вдруг узнает…

Поэт. Можно пойти туда, где нас никто не увидит, есть ведь рестораны с отдельными комнатами.

Гризетка(напевает). Ах, этот суп в сhambre separee!

Поэт. Ты уже бывала когда-нибудь в сhambre separее?

Гризетка. Сказать по правде — да!

Поэт. Кто был счастливец?

Гризетка. О, все было не так, как ты думаешь… Я была с подругой и ее женихом. Они взяли меня с собой.

Поэт. Вот как. И я должен этому верить?

Гризетка. Можешь не верить — подумаешь…

Поэт(подходя к ней вплотную). Ну, что, покраснела? Ничего не видно уже! Даже твоего лица. (Касается рукой ее щек). Но я узнаю тебя так.

Гризетка. Смотри, только не перепутай меня с какой-нибудь…

Поэт. Странно, но я не могу вспомнить, как ты выглядишь.

Гризетка. Мерси!

Поэт(серьезно). Знаешь, ведь это почти жутко — я совершенно не могу представить себе твои черты. В каком-то смысле я уже забыл тебя… Если бы я не мог вспомнить еще и твой голос — то что бы от тебя осталось? Ты вблизи и далеко-далеко… Жуть.

Гризетка. Эй, ты о чем?

Поэт. Ни о чем, ангел мой, ни о чем. Где твои губы? (Целует ее.)

Гризетка. Зажги лучше свет, а?

Поэт. Нет… (С наплывом нежности). Ты меня любишь, скажи!

Гризетка. Очень… очень!

Поэт. Ты уже любила кого-нибудь так, как меня?

Гризетка. Я тебе уже сказала — нет.

Поэт. Но… (Вздыхает.)

Перейти на страницу:

Похожие книги

Север и Юг
Север и Юг

Выросшая в зажиточной семье Маргарет вела комфортную жизнь привилегированного класса. Но когда ее отец перевез семью на север, ей пришлось приспосабливаться к жизни в Милтоне — городе, переживающем промышленную революцию.Маргарет ненавидит новых «хозяев жизни», а владелец хлопковой фабрики Джон Торнтон становится для нее настоящим олицетворением зла. Маргарет дает понять этому «вульгарному выскочке», что ему лучше держаться от нее на расстоянии. Джона же неудержимо влечет к Маргарет, да и она со временем чувствует все возрастающую симпатию к нему…Роман официально в России никогда не переводился и не издавался. Этот перевод выполнен переводчиком Валентиной Григорьевой, редакторами Helmi Saari (Елена Первушина) и mieleом и представлен на сайте A'propos… (http://www.apropospage.ru/).

Софья Валерьевна Ролдугина , Элизабет Гаскелл

Драматургия / Проза / Классическая проза / Славянское фэнтези / Зарубежная драматургия
Юрий Олеша и Всеволод Мейерхольд в работе над спектаклем «Список благодеяний»
Юрий Олеша и Всеволод Мейерхольд в работе над спектаклем «Список благодеяний»

Работа над пьесой и спектаклем «Список благодеяний» Ю. Олеши и Вс. Мейерхольда пришлась на годы «великого перелома» (1929–1931). В книге рассказана история замысла Олеши и многочисленные цензурные приключения вещи, в результате которых смысл пьесы существенно изменился. Важнейшую часть книги составляют обнаруженные в архиве Олеши черновые варианты и ранняя редакция «Списка» (первоначально «Исповедь»), а также уникальные материалы архива Мейерхольда, дающие возможность оценить новаторство его режиссерской технологии. Публикуются также стенограммы общественных диспутов вокруг «Списка благодеяний», накал которых сравним со спорами в связи с «Днями Турбиных» М. А. Булгакова во МХАТе. Совместная работа двух замечательных художников позволяет автору коснуться ряда центральных мировоззренческих вопросов российской интеллигенции на рубеже эпох.

Виолетта Владимировна Гудкова

Драматургия / Критика / Научная литература / Стихи и поэзия / Документальное