Читаем Любовный хоровод полностью

Гризетка. Да ведь это был мой жених.

Поэт. Могла бы и не вспоминать о нем в такую минуту.

Гризетка. Э… что ты делаешь, слышь…

Поэт. Давай представим, что мы в каком-нибудь замке, где-нибудь в Индии.

Гризетка. Ну, там они ведут себя наверняка приличнее, чем ты.

Поэт. Не говори глупостей! Это божественно — о, если б ты знала, что ты для меня значишь…

Гризетка. И что же?

Поэт. Да не отпихивай ты меня все время, я ведь ничего тебе не делаю — пока что.

Гризетка. И без того корсет жмет.

Поэт(просто). Так сними его.

Гризетка. Ладно. Но только ты не нахальничай.

Поэт. Не буду.


Гризетка, встав с дивана, снимает в темноте корсет.


(Продолжая сидеть на диване). Скажи, а тебе было бы интересно узнать мою фамилию?

Гризетка. И какая же у тебя фамилия?

Поэт. Я лучше назову тебе ту, которой подписываюсь.

Гризетка. А что — есть разница?

Поэт. То есть литературный псевдоним.

Гризетка. Значит, ты пишешь под чужим именем?


Поэт подходит к ней вплотную.


Ой!.. Слышь, не надо!..

Поэт. Какие запахи, какой аромат. Волшебно. (Целует ее в грудь.)

Гризетка. Порвешь мне рубашку.

Поэт. Сними… сними… все это лишнее.

Гризетка. Но Роберт!

Поэт. А теперь, приди в наш индийский замок.

Гризетка. Сначала скажи, что ты меня действительно любишь.

Поэт. Да я молюсь на тебя. (Пылко целует ее.) Молюсь на тебя, радость моя, весна моя…

Гризетка. Роберт… Роберт…

Поэт. Это было райское блаженство… А подписываюсь я как…

Гризетка. Роберт! О Роберт…

Поэт. Как Бибиц.

Гризетка. А почему Бибиц?

Поэт. Это только так, псевдоним… или ты не слыхала никогда это имя?

Гризетка. Нет.

Поэт. Ты никогда не слыхала? Божественно! Нет, в самом деле? Или ты просто разыгрываешь меня?

Гризетка. Господи, ну что тут такого. Не слыхала — и все!

Поэт. Ты что же, никогда не ходишь в театр?

Гризетка. Да нет, почему, я была тут с одним… С дядей моей подруги и подругой мы ходили в оперу.

Поэт. Гм, а в Бургтеатр ты, стало быть, не ходишь.

Гризетка. Туда мне еще никто не дарил билеты.

Поэт. Я пошлю тебе билет в ближайшее время.

Гризетка. Хорошо бы! Только не забудь. И на что-нибудь веселенькое!

Поэт. Гм, веселенькое… А на трагедию, стало быть, пойти не хочешь?

Гризетка. Не очень.

Поэт. Даже если это моя пьеса?

Гризетка. Твоя? Брось! Ты пишешь для театра?

Поэт. Позволь, я только зажгу свет. Я ведь тебя еще и не видел — с тех пор как ты стала моей возлюбленной. Ангел! (Зажигает свечу.)

Гризетка. Эй, стыдно же… Дай хоть одеялом прикроюсь.

Поэт. Потом! (Подходит к ней со свечой в руках, долго разглядывает.)

Гризетка(закрыв лицо руками). Ну, Роберт!

Поэт. Ты красива, ты сама красота, ты, может быть, сама природа, ты святая простота.

Гризетка. Ой, капает же! Ты что — не видишь?

Поэт (ставит свечу на стол). Ты — это то, что я давно искал. Ты любишь только меня, ты любила бы меня, даже если б я был разносчиком мелких товаров. В этом такая отрада. Признаться, я все не мог отделаться от некоторого подозрения… Скажи, только честно, неужели ты действительно не знала, что я Бибиц?

Гризетка. Господи, вот пристал. Ну, откуда мне знать, кто такой.

Поэт. Что есть слава! Нет, забудь все, что я тебе говорил, забудь даже имя, которое я тебе называл. Для тебя я Роберт и останусь Робертом. Да я и пошутил. (Легко.) Я вовсе не писатель, а разносчик товаров, а вечерами подыгрываю певцам в кафе на клавире.

Гризетка. Ну, совсем запутал… И смотришь как странно… Да что с тобой в самом деле?

Поэт. Это так необыкновенно — со мной такого еще и не было, крошка, прямо слезы навертываются. Эго так волнительно. Мы не будем разлучаться, да, мы будем очень любить друг друга.

Гризетка. Слышь, это правда — насчет кафе?

Поэт. Да, но не спрашивай ни о чем больше. Если ты меня любишь, не спрашивай ни о чем. Скажи, ты могла бы вырваться недели на две?

Гризетка. Как это вырваться?

Поэт. Ну, из дома.

Гризетка. Да ты что!! Как же это? А что я скажу матери? И потом, без меня у них все в доме пойдет кувырком.

Поэт. Ах, как это было бы славно — побыть с тобой вдвоем, где-нибудь в полном уединении, в лесу, на природе, недели две… А там, в один прекрасный день сказать адью и пойти каждый своей дорогой — неведомо куда.

Гризетка. Вот, уже и адью на уме! А говорил, что любишь.

Поэт. Так ведь именно поэтому. (Наклоняется к ней и целует в лоб.) Сладость моя!

Гризетка. Прижмись, а? Чего-то мне холодно.

Поэт. Ну, так одевайся — пора. Давай я зажгу тебе еще пару свечей.

Гризетка(встает). Не смотри.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Север и Юг
Север и Юг

Выросшая в зажиточной семье Маргарет вела комфортную жизнь привилегированного класса. Но когда ее отец перевез семью на север, ей пришлось приспосабливаться к жизни в Милтоне — городе, переживающем промышленную революцию.Маргарет ненавидит новых «хозяев жизни», а владелец хлопковой фабрики Джон Торнтон становится для нее настоящим олицетворением зла. Маргарет дает понять этому «вульгарному выскочке», что ему лучше держаться от нее на расстоянии. Джона же неудержимо влечет к Маргарет, да и она со временем чувствует все возрастающую симпатию к нему…Роман официально в России никогда не переводился и не издавался. Этот перевод выполнен переводчиком Валентиной Григорьевой, редакторами Helmi Saari (Елена Первушина) и mieleом и представлен на сайте A'propos… (http://www.apropospage.ru/).

Софья Валерьевна Ролдугина , Элизабет Гаскелл

Драматургия / Проза / Классическая проза / Славянское фэнтези / Зарубежная драматургия
Юрий Олеша и Всеволод Мейерхольд в работе над спектаклем «Список благодеяний»
Юрий Олеша и Всеволод Мейерхольд в работе над спектаклем «Список благодеяний»

Работа над пьесой и спектаклем «Список благодеяний» Ю. Олеши и Вс. Мейерхольда пришлась на годы «великого перелома» (1929–1931). В книге рассказана история замысла Олеши и многочисленные цензурные приключения вещи, в результате которых смысл пьесы существенно изменился. Важнейшую часть книги составляют обнаруженные в архиве Олеши черновые варианты и ранняя редакция «Списка» (первоначально «Исповедь»), а также уникальные материалы архива Мейерхольда, дающие возможность оценить новаторство его режиссерской технологии. Публикуются также стенограммы общественных диспутов вокруг «Списка благодеяний», накал которых сравним со спорами в связи с «Днями Турбиных» М. А. Булгакова во МХАТе. Совместная работа двух замечательных художников позволяет автору коснуться ряда центральных мировоззренческих вопросов российской интеллигенции на рубеже эпох.

Виолетта Владимировна Гудкова

Драматургия / Критика / Научная литература / Стихи и поэзия / Документальное