Любовный контракт

― Я скажу тебе, почему он этого не делает… ― Темные глаза Салливана поглощают мои. ― Потому что тогда ты не будешь нуждаться в нем. Дай угадаю, ты получаешь около семидесяти двух тысяч?

― Шестьдесят восемь, ― шепчу я.

― Ровно столько, чтобы выжить в Лос-Анджелесе и не накопить достаточно, чтобы уехать.

Слова Салливана ― это стальные цепи, сковывающие мои конечности. Холодные, давящие и неотвратимые… потому что это правда.

― Он держит тебя там, где ему нужно. ― Салливан не перестает давить, он цепко смотрит на меня своим мрачным взглядом. ― Ты даже не собиралась быть помощницей. Ты претендовала на должность его личного повара. Сколько блюд ты приготовила в последнее время?

Я облизываю губы.

― Откуда ты все это знаешь?

― Я провожу исследования, ― серьезно говорит он. ― Тебе тоже стоит. Ангус много обещает и мало выполняет.

Он прав.

За эти годы Ангус дал мне много обещаний. Одно из них, в частности, начинает казаться яркой, блестящей приманкой, которую постоянно держат перед моим носом.

Прежде чем я успеваю остановиться, я признаюсь:

― Он сказал, что поможет мне открыть ресторан.

Я даже не просила. Ангус просто пообещал это однажды, после того как я приготовила ему самые невероятные яйца бенедикт.

Но это было два года назад.

А сейчас у меня вообще нет времени на готовку.

― Первый бизнес-урок. ― Салливан поднимает вверх указательный палец. ― Обсуждай условия заранее и оформляй их в письменном виде. ― Он тычет пальцем мне в грудь, словно стреляет в меня. ― Вот почему Ангус не вложился в твой ресторан и никогда не сделает этого.

Его слова попадают в меня как пули.

Я не хочу признавать, как сильно эта мечта подпитывала меня последние два года. Работая поздними ночами и выполняя унизительные требования, я твердила себе ― все это того стоит, Ангус поможет тебе…

Мой голос слабеет.

― Ты не можешь этого знать.

Голос Салливана, наоборот, набирает силу.

― Я знаю, что люди делают то, что им выгодно. Ангусу выгодно, чтобы ты была бедной и голодной, рядом с ним.

Я смотрю на него и медленно качаю головой.

― Ты циничный.

― Я реалист.

― Ну, я тебе не доверяю. Ты шантажировал меня и уже изменил условия нашей договоренности прямо на глазах у моего босса.

― Понимаю. ― Взгляд Салливана ровный и немигающий. ― Но думаю, ты поймешь, что я человек слова. В отличие от Ангуса.

Он смотрит на меня.

Его лицо спокойно и бесстрастно.

Я замечала в нем вспышки искренних эмоций ― когда он смеялся над моей критикой его волос. Когда он излучал чрезмерную уверенность в себе. И, как ни странно, когда он говорил о любви ― тогда он казался самым искренним.

Но в остальное время я не доверяю ему ни на йоту.

― Я не буду этого делать, ― говорю я. ― Говори Ангусу все, что хочешь.

И ухожу от Салливана.

ГЛАВА 3

Салли

Я позволяю Тео уйти, потому что сейчас ей нужно время, чтобы остыть, а потом время, чтобы все обдумать.

Это противоречит ее натуре, я знаю.

Она такая же, какой была в школе, ― все эмоции на лице. Вот почему злые девчонки любили ее мучить ― так легко было заставить эти большие голубые глаза наполниться слезами, а бледные щеки ― раскраснеться.

Удивительно, как ей удалось солгать Ангусу на собеседовании. Должно быть, он отвлекся, пытаясь украдкой заглянуть в ее декольте.

Тео одевается как монахиня, но это только больше интригует мужчин, которые привыкли, что женщины падают к их ногам.

Признаюсь, даже я наслаждался изгибом ее спины под моей ладонью. Никогда бы не подумал, что окажусь танцующим на крыше с маленькой заучкой Тео Махони, но вселенная все время подбрасывала сюрпризы.

С тех пор она повзрослела. В ней стало больше огня.

Меня позабавило, когда я стал копать под нее и обнаружил, что даже у хорошей девочки Тео есть грязный секрет. Правда, у нее он относительно скромный, но все равно полезный.

Она вернется. Мне просто нужно дать ей время.

На барной стойке зазвенел телефон. Я пришел в «Золотого суслика», чтобы отметить успешный старт первой части моего плана. Номер на экране ― какой-то двенадцатизначный винегрет, который может принадлежать только моему брату.

Я оставляю свой напиток, чтобы выскользнуть наружу и ответить на звонок.

― Ты жив, ― говорю я в качестве приветствия.

― К сожалению, ― отвечает Риз.

Его голос звучит издалека, его сопровождает треск плохой связи, но при этом он такой знакомый и теплый, будто я говорю с самим собой. Или, по крайней мере, с той половиной себя, которая является милым идиотом.

― Съемки идут не очень хорошо?

― Можно так сказать, четырнадцать потных чуваков в набедренных повязках, сидящих на высокобелковой диете и живущих в одной ночлежке… Я скоро задохнусь во сне. Намеренно. Чтобы спастись от запаха.

― Уверен, найдется какая-нибудь симпатичная визажистка, которая утешит тебя, когда закончит рисовать тебе пресс.

― Нет, ― хмуро говорит Риз. ― Единственные, кто хочет здесь прижаться ко мне своим ртом, ― это комары. А мой пресс не нужно рисовать, спасибо тебе большое, единственное, что здесь можно делать без ограничений, ― это скручивания.