– Алдамов, – констатировала она факт моего присутствия, – мой любимый клиент. Дело всей моей жизни, – приближается и кладёт руки мне на плечи, – дело, которое я не могу ни проиграть, ни выиграть. Дело, в котором я лишь пешка.
Девушка выпила, что совершенно ей не свойственно. В обычное время её не заставишь даже понюхать спиртное, а тут полная противоположность. Шейда пьяна.
– Однажды, когда я буду уже не нужна, ты с легкостью от меня избавишься. Ах, нет, прости, ты ведь уже это сделал. Уволил меня через Яковлева. А что же сам не сказал? Очковать – это так не по Алдамовски.
Меня злит и забавляет её поведение в равной степени. Неужели она так расстроилась из-за того, что я захотел её уволить? За месяцы нашего общения она совсем не узнала меня, кажется.
– Я пытаюсь тебя защитить, девочка, – говорю, наклонившись к её уху, не желая кричать сквозь музыку.
– Я в большей опасности без тебя, чем с тобой. Ты не понимаешь?
– Теперь вижу. Со мной ты хотя бы не напивалась. Как же твоё коронное «Я не такая», и прочая ерунда?
– Ты меня изменил, – признается она, задавая ритм, заставляя двигаться в медленном танце, хотя музыка звучит энергичная, – я сама себя не узнаю. Ты доволен, Алдамов?
Держу руки на её талии. Сам не понимаю для чего. Одновременно хочется прижать её к себе, и оттолкнуть. Мне неприятна эта ситуация. Я её не контролирую. Да, она обижена. И таким образом пытается расслабиться. Но, кажется, её состояние и меня затягивает. Я хочу, одновременно, и отругать, и утешить её. Похоже, я никогда не смогу относиться к ней однозначно. Я всегда буду хотеть и целовать, и душить её в то же время? Что она со мною делает?
Уже через двадцать минут садимся в такси. Видимо, свежий воздух немного отрезвил и Шейда начала соображать. Молчит, не пристает, не говорит всякие нелепости. Мы едем и смотрим в противоположные стороны. Ловлю себя на мысли, что это именно та ситуация, когда нечего сказать друг другу, и одновременно, хочется откровенного долгого разговора по душам. Разум дает сигнал не глупить и не вестись на поводу у чувств, ведь при любом раскладе я сделаю девушке больно.
Когда доезжаем, Шейда не нарушает молчания, не оборачивается, не прощается. Просто уходит, и я еще несколько минут смотрю на отдаляющуюся фигуру, не уверенный, что поступил правильно. Возвращаюсь в такси и от банального вопроса водителя: «Куда едем» вхожу в ступор. Я оставил в заведении людей, даже не объяснив ничего. Мне плевать на них, но не вызовет ли это какие – то сомнения? Как бы поступил Руслан на моем месте? Ловлю в отражении зеркала вопросительный взгляд и называю мужчине адрес той, в чьих объятиях я сплю словно в раю.
НравитсяПоказать список оценивших
ГЛАВА 19.
Разговор с Игорем Борисовичем оказался жутко неприятным, но другого выхода просто не было. Отчетливо было видно чувство вины и сожаление в глазах шефа, прекрасно понимающего, что не втяни он меня в эту историю, не было бы и моего вдребезги разбитого сердца. Я больше не адвокат Алдамова, к тому же, теперь мне закрыт доступ ко всей информации, касательно бывшего клиента и его жизни.
С одной стороны, это та самая возможность больше не видеть человека, не бередить рану, не совершать неоправданных глупостей. С другой. С другой, если не врать себе, то до дрожи в руках приходится сдерживаться, чтобы не позвонить Алдамову, придумав какой- нибудь глупый предлог. Чтобы просто услышать голос. Просто убедиться, что он не нашел себе новых приключений где – то за переулком, что жив и здоров.
– Чертов идиот! Алдамов, как же ты меня бесишь! – нервно сжимаю телефон в руке, в последний раз посмотрев местонахождение Турка, затем направившись к Борисовичу, чтобы вернуть мобильный и все материалы дела.
На прощание Борисович тепло обнимает, и со всей серьезностью говорит, что через месяц ждет меня на рабочем месте, обновленную и отдохнувшую. Но на сердце очень тоскливо. Я не уверена, что вернусь сюда, поэтому избегаю взглядов коллег, улыбаюсь через силу и быстро покидаю здание. Сидя в такси смотрю на проезжающие мимо машины, спешащих людей, светофоры и здания. Я не испытываю восторга и интереса, как раньше. Ощущение, что живу в черно – белом кино. Только киноленту можно отмотать назад, а мое прошлое уже не поменяешь. Достаю из сумочки билет в один конец и понимаю, что хочу остаться и хочу улететь на родину одновременно. Хочу любить взаимно и боюсь, что не смогу быть сильнее разной ментальности и обстоятельства, даже если мы будем вместе. Хочу любить и хочу ненавидеть. Закрываю глаза и пытаюсь выровнять дыхание, одновременно набирая номер Сандры, которая все утро не отвечает мне на сообщения. Подруга снова не берет трубку, тогда решаю сменить маршрут и говорю об этом водителю.
Знаю, что у Сандры сегодня выходной, поэтому настойчиво продолжаю звонить в дверь. После нескольких неудачных попыток, входная дверь открывается и передо мной предстает заплаканная девушка. Она быстро заводит меня внутрь и зовет в гостиную. По пути на глаза попадается большой чемодан и дорожная сумка.