Люди

Внезапно правая рука Понтера метнулась вперёд. Он схватил пакет с трусиками, разорвал его и поднёс их к своему носу, делая глубокий вдох.

Мэри остолбенела:

– Понтер, остановись!

– Отдайте! – взорвался Хоббс. Он попытался вырвать пакет у Понтера из рук, но тот легко уклонился и снова глубоко вдохнул. – Господи Иисусе, да вы что? Извращенец какой-то!

Неандерталец вынул нос из пакета и, не говоря ни слова, протянул его Хоббсу, который раздражённо выхватил его у него из рук.

– Убирайтесь отсюда к чёртовой матери! – рявкнул он. Ещё двое полицейских появились в дверях комнаты для допросов, по-видимому привлечённые криками.

– Прошу прощения, – сказал Понтер.

– Просто убирайтесь. – Хоббс повернулся к Мэри: – Мы сами позаботимся о наших уликах, дамочка. А теперь сгиньте!

Глава 37

Мэри вышла из полицейского участка, кипя от ярости. Но она не сказала ни слова до тех пор, пока они с Понтером не сели в стоящую на парковке машину.

И только после этого она потребовала объяснений:

– Что это такое было?

– Прости, – произнёс Понтер.

– Теперь меня никогда не подпустят к этим образцам, – сокрушалась Мэри. – Господи, думаю, что он нас не арестовал только потому, что иначе ему пришлось бы расписаться в собственной тупости и признаться, что он сам дал нам улики.

– Я снова прошу прощения.

– О чём ты, чёрт возьми, думал?

Понтер молчал.

– Ну? Не молчи!

– Я знаю, кто изнасиловал Кейсер Ремтуллу и, предположительно, тебя тоже.

Мэри в полнейшем изумлении осела в водительском кресле.

– Кто?

– Твой коллега – я не могу правильно произнести его имя. Что-то вроде «Корнелеус».

– Корнелиус? Корнелиус Раскин? Да нет, это бред.

– Почему? Что-то в его внешности противоречит тому, что ты заметила в тот вечер?

После вспышки ярости Мэри всё ещё не могла отдышаться. Но гнев полностью исчез из её голоса, сменившись потрясением.

– Ну… нет. Ну, то есть да, у Корнелиуса голубые глаза – но у многих людей такие же. И Корнелиус не курит.

– Курит, – возразил Понтер.

– Я никогда не видела, чтобы он курил.

– Я почуял запах при встрече.

– Он мог быть в баре и пропитаться дымом.

– Нет. Запах был в его дыхании, хотя он, по-видимому, пытался замаскировать его каким-то веществом.

Мэри нахмурилась. Она знала нескольких тайных курильщиков.

– Я никогда не чувствовала от него запаха.

Понтер промолчал.

– Кроме того, – сказала Мэри, – Корнелиус не стал бы нападать на меня или Кейсер. В смысле, мы же коллеги и…

Мэри замолчала, и Понтер наконец не выдержал:

– И что?

– Ну, я-то считаю нас коллегами. Но он… он просто сезонный преподаватель. У него докторская степень – из Оксфорда, не кот начхал. Но всё, чего он смог добиться, – это позиция сезонного преподавателя: не постоянная должность и уж точно не бессрочный контракт. А Кейсер и я…

– Да? – снова сказал Понтер.

– Ну, я тоже женщина, однако Кейсер вообще вытянула счастливый билет в том, что касается шансов на бессрочный контракт в научной сфере. Она одновременно и женщина, и визуальное меньшинство[90]. Говорят, что на изнасилование толкает вовсе не сексуальное влечение, а жажда силы и власти. А Корнелиус наверняка чувствовал, что не имеет ни того, ни другого.

– Он также имел доступ к холодильнику для хранения образцов, – заметил Понтер, – и сам, будучи генетиком, разумеется, понимал, что женщина-генетик сделает первым делом в подобных обстоятельствах. Он знал, что должен отыскать и уничтожить любые свидетельства.

– Бог мой, – сказала Мэри. – Но… нет. Это всё косвенные улики.

– Они были косвенными, – сказал Понтер, – пока я не исследовал вещественные доказательства изнасилования Кейсер, хранящиеся в полицейском участке, где Раскин не мог до них дотянуться. Я запомнил его запах, когда мы встретили его в коридоре возле твоей лаборатории, и этот запах был на вещах Кейсер.

– Ты уверен? – спросила Мэри. – Ты абсолютно уверен?

– Я никогда не забываю запахи, – ответил Понтер.

– Бог мой, – снова повторила Мэри. – Что нам теперь делать?

– Мы можем сказать принудителю Хоббсу.

– Да, но…

– Что?

– Ну, мы не в твоём мире, – сказала Мэри. – Здесь нельзя потребовать от кого-то предоставить алиби. В том, что ты сказал, нет ничего такого, что позволило бы полиции потребовать от Раскина образец его ДНК. – Он больше был не «Корнелиус».

– Но я могу засвидетельствовать, что его запах…

Мэри покачала головой:

– Не существует прецедента принятия подобных показаний судом, даже в качестве версии. Даже если Хоббс тебе поверит, он не сможет на этом основании вызвать Раскина на допрос.

– Этот мир… – с отвращением сказал Понтер.

– Ты абсолютно уверен? – спросила Мэри. – У тебя нет ни тени сомнения?

– Тени сомне?.. А, понял. Да, я абсолютно уверен.

– То есть у тебя не просто нет обоснованных сомнений, – не отставала Мэри. – У тебя вообще нет в этом сомнений?

– У меня вообще нет сомнений.

– Никаких?

– Я знаю, что у вас маленькие носы, но мои способности совершенно заурядны. Любой представитель моего вида и многих других видов способен на такое.

Мэри задумалась. Собаки определённо умеют различать людей по запаху. Так что у неё нет серьёзных причин считать, что Понтер ошибся.