Люди

Мэри вошла в деревянную исповедальню, встала коленями на специальную подушечку и перекрестилась. Маленькое окошко в стене, отделяющее её от священника, открылось, и она увидела профиль отца Калдикотта, вырисовывающийся на фоне деревянных планок.

– Простите меня, отче, – сказала Мэри, – ибо я согрешила.

У Калдикотта был лёгкий ирландский акцент, хоть он и прожил в Канаде уже сорок лет.

– Как давно ты последний раз исповедалась, дочь моя?

– В январе. Восемь месяцев назад.

– Расскажи мне о твоём прегрешении. – Его тон остался нейтральным, не содержал ни упрёка, ни осуждения.

Мэри открыла рот, но слова не шли. Через некоторое время священник подбодрил её:

– Дитя моё?..

Мэри сделала глубокий вдох и медленно выдохнула.

– Я… Меня изнасиловали.

Некоторое время Калдикотт молчал, по-видимому раздумывая о том, как повести дальнейший разговор.

– Ты сказала «изнасиловали». На тебя напали?

– Да, отче.

– И ты не давала согласия?

– Нет, отче.

– Тогда, дочь моя, на тебе нет греха.

Мэри почувствовала, как что-то сжимается у неё в груди.

– Я знаю, отче. Не в этом мой грех.

– Ах, – сказал Калдикотт, словно ему всё стало ясно. – Ты… ты забеременела? Ты сделала аборт, дочь моя?

– Нет. Нет, я не забеременела.

Калдикотт подождал, не продолжит ли Мэри говорить, но она молчала, и он заговорил сам:

– Это случилось благодаря противозачаточному средству? Наверное, в подобных обстоятельствах…

Мэри действительно принимала таблетки, но с этим она примирилась давным-давно. И всё-таки ей не хотелось лгать священнику, так что она очень осторожно подбирала слова.

– Это не тот грех, в котором я хочу исповедаться, – тихо произнесла она. Потом снова вздохнула, собираясь с силами. – Мой грех в том, что я не сообщила о преступлении в полицию.

Мэри услышала, как скрипнула под Калдикоттом скамья.

– Господь знает о нём, – сказал он. – И Господь покарает того, кто сделал это с тобой.

Мэри закрыла глаза:

– Насильник напал снова. По крайней мере, я подозреваю, что это был тот же самый человек.

– О, – сказал Калдикотт.

«О? – подумала Мэри. – „О“, и всё? Неужели это и всё, что он может…»

Но отец Калдикотт продолжал:

– Ты сожалеешь о том, что не заявила в полицию?

Этот вопрос был, вероятно, неизбежен; раскаяние было частью пути к отпущению. И всё же голос Мэри дрогнул, когда она ответила:

– Да.

– Почему ты не заявила, дочь моя?

Мэри задумалась. Она могла бы сказать, что просто была слишком занята – и это была бы почти правда. Изнасилование произошло вечером накануне отъезда в Садбери. Но она приняла решение до того, как Рубен Монтего ей позвонил в поисках специалиста по неандертальской ДНК.

– Я была напугана, – сказала она. – Я… рассталась с мужем. Я боялась того, что они со мной сделают, что будут говорить про меня, про мои моральные устои, если дело дойдёт до суда.

– Однако кто-то другой пострадал из-за твоего… твоего бездействия.

Слова священника напомнили ей о лекции по искусственному интеллекту, которую она прослушала несколько месяцев назад. Лектор из лаборатории робототехники Массачусетского технологического института говорил об азимовских законах робототехники, первый из которых звучал как-то вроде: «Робот не может навредить человеку или позволить, чтобы из-за его бездействия человеку был нанесён вред». И Мэри пришло в голову, что мир мог бы быть гораздо лучше, если бы люди тоже жили по этим законам.

И всё же…

И всё же как много принципов, которыми она руководствовалась в жизни, призывают к бездействию. Большинство из десяти заповедей приказывают тебе не делать того или этого.

Грех Мэри состоял в преступном небрежении. И всё-таки Калдикотт, скорее всего, скажет, что это грех простительный, не смертный, но…

Но что-то внутри Мэри в самом деле умерло в день, когда это случилось. И она была уверена, что то же самое произошло и с новой жертвой чудовища, кем бы она ни была.

– Да, – сказала наконец Мэри тихо, почти неслышно. – Кто-то пострадал из-за того, что я ничего не сделала.

Она заметила, как силуэт Калдикотта сдвинулся.

– Я мог бы наложить епитимью молитвы и чтения Библии во искупление, но… – Голос священника затих, явно предлагая Мэри закончить мысль.

И Мэри кивнула, наконец готовая озвучить решение, к которому уже пришла.

– Но единственным правильным решением будет пойти в полицию и рассказать им всё, что я знаю.

– Ты сможешь найти в себе силы для такого шага? – спросил Калдикотт.

– Я постараюсь, отче. Но улики, которые я сохранила после изнасилования… они пропали.

– Тем не менее у тебя есть информация, которая может помочь. Но если ты хочешь иную епитимью…

Мэри снова закрыла глаза и помотала головой:

– Нет. Нет, я пойду в полицию.

– В таком случае… – сказал Калдикотт. – Бог, Отец наш всемилостивейший, примирился с миром через смерть и воскресение Сына Своего и ниспослал Святой Дух во искупление грехов. – Мэри вытерла слёзы, а Калдикотт продолжал: – Чрез это церковное таинство да наградит тебя Бог покоем и прощением. Отпускаю тебе грехи твои…

И хотя самое трудное было ещё впереди, Мэри ощутила, как ослабевает давивший на неё груз.