Люди Бездны

Плотник кивнул. Ему довелось отведать ее везде.

– А что потом? – спросил я.

Спутники сообщили мне, что меня отправят прямиком в постель.

– Разбудят в половине шестого утра, и на «помывку» – если есть мыло. Затем завтрак, точь-в-точь как ужин: три четверти похлебки и шесть унций хлеба.

– Шесть унций – не всегда, – поправил Возчик.

– Да уж, не всегда, а порой такая кислятина, что с трудом его проглотишь. Когда я впервые попал туда, то не мог в рот взять ни похлебки, ни этого хлеба. А теперь готов съесть и свою порцию, и за того брата.

– Я бы мог съесть и три порции, – сказал Возчик. – У меня за целый божий день ни крошки во рту не было.

– Ну а потом?

– Пошлют работать, трепать четыре фунта пеньки, убирать и драить или колоть десять-одиннадцать центнеров камня. Меня уже камень колоть не пошлют, знаешь ли, мне перевалило за шестьдесят. А тебя-то могут. Ты человек молодой, сильный.

– Не люблю я, когда запирают в комнате и велят щипать паклю, уж больно похоже на тюрьму.

– А что, если переночевать, а потом отказаться щипать паклю, колоть камень или убирать? – спросил я.

– Едва ли откажешься во второй раз; упекут за решетку, – ответил Плотник. – Не советую тебе пробовать, парень. Затем обед, – продолжил он свой рассказ. – Восемь унций хлеба, полторы унции сыра и холодная вода. После заканчиваешь свою работу и получаешь ужин, как в прошлый раз: три части похлебки и шесть унций хлеба. И в койку, в шесть часов утра на следующий день тебя отпустят, убедившись, что ты все сделал.

Мы уже давно свернули с Майл-Энд-роуд, и вот, после петляний по сумрачному лабиринту узких извилистых улиц, пришли к работному дому Поплар. На низкой каменной стене мы расстелили носовые платки, и каждый завернул в свой платок все свои земные богатства, кроме «щепотки табачку», отправившейся в носок. Последний свет померк на угрюмо-сером небе, дул холодный злой ветер, а мы стояли у дверей работного дома, одни-одинешеньки со своими жалкими узелками в руках.

Три молодые работницы проходили мимо, и одна с жалостью посмотрела на меня; я проводил ее глазами, а она время от времени оборачивалась и окидывала меня сочувственным взглядом. Стариков она словно не заметила. Господи Исусе, она жалела меня, молодого, энергичного и сильного, а не двух стариков, стоявших со мной рядом! Она была молодой женщиной, я – молодым мужчиной, и смутные сексуальные побуждения, заставившие ее пожалеть меня, низводили ее чувство на низший уровень. Жалость к старикам требует бескорыстия, к тому же порог работного дома – место для них привычное. Потому жалости к ним она не выказала, только ко мне, хоть я и заслуживал ее меньше всех. Без почета сходят в могилы седые старики в городе Лондоне.

Сбоку от двери была ручка звонка, с другой стороны – кнопка.

– Позвони, – сказал мне Возчик.

Я потянул ручку и позвонил, как сделал бы, стоя у любой двери.

– Ай, ай! – испуганно воскликнули они в один голос. – Не так громко!

Я отпустил ручку, и они укоризненно посмотрели на меня, словно я лишил их последней надежды на кров и три четверти пинты похлебки. Никто не вышел. К счастью, это был не тот звонок, и я почувствовал облегчение.

– Нажми кнопку, – сказал я Плотнику.

– Нет-нет, подожди немного, – поспешно вмешался Возчик.

Из всего этого я вывел заключение, что бедный привратник работного дома, в среднем зарабатывающий в год от 30 до 40 долларов, – весьма важная птица, к которой нищие должны относиться с почтением.

Потому мы выждали минут десять, сделав подобающую паузу, затем Возчик робко поднес дрожащий указательный палец к кнопке, нажал совсем легонько и тут же отдернул руку. Я видел людей, ожидавших решения своей участи, когда на кону стояли жизнь и смерть, но тревога читалась на их лицах не столь явно, как на лицах этих двух стариков, ожидавших появления привратника.

Он вышел.

– Мест нет, – сказал он, едва взглянув на нас, и дверь закрылась.

– Еще одна ночь на улице, – простонал Плотник.

В тусклом свете Возчик выглядел пепельно-серым.

Беспорядочная благотворительность порочна, говорят профессиональные филантропы. Пусть так, я решил совершить порочный поступок.

– Ладно, достаньте нож и идите сюда, – сказал я Возчику, увлекая его в темный переулок.

Он со страхом посмотрел на меня и отпрянул. Возможно, он принял меня за современного Джека-потрошителя, охотящегося за нищими стариками. Или же подумал, что я решил вовлечь его в какое-нибудь отчаянное преступление. Как бы то ни было, он испугался.

Тут стоит напомнить, что в самом начале я зашил фунт в пройму исподней рубашки. Это была моя заначка на всякий случай, и теперь я в первый раз почувствовал необходимость к ней прибегнуть. Пока я, выполнив акробатический трюк, не показал зашитую монету, мне не удалось добиться помощи от Возчика. И даже потом его рука дрожала так, что, вместо того чтобы распороть шов, он вполне мог распороть мне кожу. Так что пришлось забрать у него нож и все проделать самому. Наконец показалась золотая монета, на их голодный взгляд – целое состояние, и мы двинулись в ближайшую кофейню.