Около часа мы тихо стояли в этом битком набитом дворе. Затем люди стали проявлять беспокойство. В толпе началось некоторое движение, поднялся тихий ропот. Ничего грубого или насильственного в нем не было, просто усталые и голодные люди встревожились. Тут появился адъютант Армии спасения. Мне он сразу не понравился. Его глаза показались мне недобрыми. Ничего не было в нем от смиренного галилеянина, зато очень много от сотника, сказавшего: «Имея у себя в подчинении воинов, говорю одному: пойди, и идет; и другому: приди, и приходит; и слуге моему: сделай то, и делает»[12]
.Именно так он и смотрел на нас. Затем возвысил голос, и те, кто стоял ближе к нему, вздрогнули.
– Прекратить немедленно, иначе прикажу всем убираться, и никакого завтрака вы не получите.
Мне не описать словами, годными для печати, тот начисто лишенный сострадания тон, в котором сквозили и самоуверенность сильного, и примитивное упоение властью. Он наслаждался своим превосходством, тем, что может сказать нескольким сотням несчастных оборванцев: «Мне решать, накормить вас или оставить голодными».
Лишить нас завтрака после того, как мы простояли несколько часов! Это была страшная угроза, и унизительная смиренная тишина, которая тут же воцарилась вокруг, подтвердила ее серьезность. Это была еще и трусливая угроза, подлый удар ниже пояса. Мы не могли повернуться и уйти, поскольку умирали от голода; однако так уж устроен мир, что, когда один человек дает пищу другому, он становится его господином. Но сотника – я имею в виду адъютанта – это не удовлетворило, он вновь возвысил голос и повторил угрозу, еще усилив ее, и обвел всех сердитым взглядом.
Наконец нам разрешили войти в пиршественный зал, где мы увидели обладателей талонов, умытых, но таких же голодных. Всего нас оказалось около семисот человек, нас рассадили, но вовсе не для того, чтобы накормить кашей с мясом, а для проповеди, песнопений и молитвы. Из всего этого я заключил, что Тантал во многих обличьях продолжает терпеть муки в этом посюстороннем аду. Адъютант произнес молитву, но я не вникал в слова, поскольку был целиком захвачен зрелищем нищеты вокруг. Но в проповеди прозвучало что-то вроде: «Вы будете пировать в раю. Не имеет значения, что здесь вы терпите голод и страдаете. В раю вас ждет пир, если вы будете следовать наставлениям». И так далее и тому подобное. Умно, признаю, да вот только эта пропаганда не достигнет цели по двум причинам. Во-первых, люди, к которым она обращена, начисто лишены воображения и к тому же материалисты, не верящие в Незримое, да и слишком привыкли они к аду на земле, чтобы испугаться ада за гробом. Во-вторых, усталые и обессиленные бессонной ночью и разными тяготами, прождавшие на ногах много часов, ослабевшие от голода, они жаждали не спасения, а жратвы. «Ловцам душ» (как все эти люди называют религиозных агитаторов) следовало бы хоть немножко изучить физиологическую основу психологии, если они хотят действовать более эффективно.
Все же в свое время, около одиннадцати часов, подали завтрак. Подали его не на тарелках, а в бумажных пакетиках. Я совершенно не насытился и уверен, что ни одни человек не получил и половины желаемого или достаточного. Я поделился хлебом с тем бродягой, который ожидал прибытия цирка Буффало Била, но он все равно остался столь же голодным, как и прежде. Вот из чего состоял этот завтрак: два ломтика хлеба, еще один маленький кусочек хлеба с изюмом, называемый кексом, пластинка сыра и кружка «подкрашенной воды». Некоторые ждали здесь с пяти часов утра, тогда как все остальные простояли по крайней мере четыре часа, кроме того, нас согнали, как свиней, затолкали, как сельдей в бочки, и обращались, как с собаками, заставили выслушивать проповеди, песнопения и молитвы. Но это было еще не все.
Как только с завтраком было покончено (а покончено с ним было очень быстро), усталые головы начали клониться и люди стали клевать носом, и уже через пять минут половина крепко спала. Отпускать нас явно не собирались, и по всем признакам шла подготовка к молитвенному собранию. Я взглянул на маленькие часы, висевшие на стене. Было без двадцати пяти минут двенадцать. Однако ж, подумал я, время летит, а мне еще искать работу.
– Я хочу уйти, – сказал я нескольким бодрствующим соседям.
– Придется остаться на службу, – был ответ.
– Вы хотите остаться? – спросил я.
Они помотали головами.
– Так давайте пойдем и скажем, что мы хотим уйти, – не унимался я. – Ну же, идем.
Но бедолаги были просто ошеломлены таким предложением. И я, оставив их в покое, отправился к ближайшему солдату Армии спасения.
– Я хочу уйти, – сказал я. – Я пришел сюда позавтракать, чтобы быть в форме для поисков работы. Я не знал, что это отнимет столько времени. Я надеюсь получить работу в Степни, и чем раньше я начну поиски, тем выше мои шансы.
Было видно, что он неплохой парень, но моя просьба поразила его до глубины души.
– Мы сейчас проведем богослужение, – сказал он, – и вам лучше остаться.
– Но тогда у меня не будет шансов получить работу, – не сдавался я. – А для меня это сейчас самое важное.