Люди безразличий

Вернулся. Первое, что я увидел – глубокую царапину на лице Ады. Звоню отцу, первый вопрос от него: «Что, уже пошли топить?» Не сразу понял – нет – быстро нашел раненного – пока нет. Выслушав новость об Аде, сказал только действовать по аналогичной инструкции: «Строго каждые полчаса, ты понял?» Да понял я, что подопытных у вас миллионы: минус один, два – никого не жалко. Оказалось, не совсем. «Трех еще можем прислать, но ты там повнимательней приглядывай за ними. Надо было, конечно, всех увести». Конец связи. Сразу и не обратил внимание на последнюю реплику, раздумывая о количестве клонов, но медлительным эхом повторив, понял, что вроде бы я сам участник эксперимента. А вдруг я единственный участник? Вдруг этот остров находится в центре бассейна на задворках паршивой киностудии, где солнце всходит на правой стене, по потолку перебирается на левую, и далее – скрывается за фанерным горизонтом, а перед камерами кривляются загримированные первокурсники какого-нибудь захудалого театрального училища. Эй, Ада, подправь макияж! Через минуту, однако ж, говорил ей совсем другое – это была и проверка, и способ спасти: я просил найти тот нож, которым она еще недавно счищала скользкую чешую, промыть его в чистой воде, подержать над костром и приложить к царапине. Все это она проделала без колебаний – даже не как человек, а словно запрограммированная машина, но теперь я был уверен в реальности происходящего и с радостью разогнал застрявших в пессимистическом воображении сценаристов, костюмеров и ассистентов режиссера. Не знаю зачем, от трудно сдерживаемой радости, наверное: изуродована, зато жива, сообщил Аде о предстоящей замене, а, затем, войдя во вкус, но прикрываясь намерением предотвратить панику, выдал лучшую за свою жизнь речь о Рае. Конечно, мой Парадиз не был хрестоматийным, но я старался, чтобы он был достоверным: каждый попавший туда после земных страданий, забот и труда осуществлял общую земную мечту – ленился и при этом получал все требуемое, все желаемое. Потом я подумал, что это надоест любому – получать все, что ни захочется, но тут же нашел решение: в моем Раю у адамов и ев короткая память.

Ада, мой верный заместитель, как я и предполагал почти слово в слово донесла мою лучшую речь до, как выяснилось, не слишком благодарных слушателей. Мне казалось, что с большим интересом они выслушали бы инструкцию по пользованию стиральной машиной. Например. Однако, я ошибся – это был успех: утром следующего дня, когда вылезшие из своих домов островитяне увидели двух новых попавших сюда невесть как людей, одна из женщин схватила топор. К тому моменту я опередил ее – в моем воображении уже была красно-желто-синяя картинка, секундой позже наложившаяся на экранную, немногим отличавшуюся: слегка не такая поза. Отец, у нас снова ЧП. Глубокая рана ноги. Передаю координаты, помня про получасовые интервалы. Что на этот раз? Несчастный случай. Хорошо, что успел шепнуть Аде о существовании противоположного – Ада. Я удивился невольному фонетическому совпадению и практически отключился от разговора – меня сейчас занимало другое: а может это и есть моя персональная Преисподняя. Не в прямом, конечно, смысле – я был уверен, что жив. Могу наблюдать за Адой, смотреть на нее часами – сквозь мониторы, сквозь сны, сквозь воспоминания. Она всегда рядом, но не со мной, и, увы, не будет ближе. Изо дня в день я страдаю и наслаждаюсь своим страданием, проклинаю тех, кто это затеял и благодарю за то, что не готов отказаться от личного сладкого яда.

Отбросим все это – сейчас я желаю только веры паствы в извлеченные из моей памяти тени черного дыма над неугасающим пламенем, чтобы двадцать четыре руки не подняли над покорными головами двадцать четыре топора, расширив циферблатный круг до моего уединенного годового ожидания. Вера. Она меняет все. Придает сил. Дает ощущение силы. Дает ощущение власти. Возвышает. Ада. Теперь она не одна из них. Теперь она над ними, и они не против: освободив от примитивного труда, безропотно выполняя все ее сначала просьбы, а потом требования, принося ей самые сочные плоды, люди ждут моих ежевечерних сказок, пропущенных сквозь ее уста. Сказок о том, что помимо меня, Создателя всего, есть еще Боги, которых, разумеется, я создал, и эти Боги похожи на людей – есть веселые, есть грустные, есть ленивые, есть смелые – словом, разные. И вот однажды самый грустный Бог так долго плакал, что наплакал целый океан слез, который держит в своих ладонях. Другой Бог, желая развеселить собрата, придумал рыб, китов и дельфинов, но вскоре грустному Богу надоело смотреть не рыб, китов и дельфинов, и он снова начал плакать. Тогда третий Бог подарил остров, вырастил на нем пальмы и населил его крабами, летучими мышами и змеями. Но и на них смотреть вскоре наскучило. И тогда я, Создатель всего, из порывов ветра и земной пыли, горячего дыхания и соленых слез сотворил людей – миниатюрные копии Богов, которые как ожившие марионетки все равно повторяют заученные движения своих владельцев.