Люди Германии. Антология писем XVIII–XIX веков

Нюртинген, 2 декабря 1802

Дорогой мой!

Давно я тебе не писал, а между тем побывал во Франции и видел там печальную сиротливую землю – хижины южной Франции и разбросанные там и сям красоты, мужчин и женщин, выросших в страхе, как бы не усомниться в своём патриотизме и не оголодать. Могучая стихия, небесный огонь – и людской покой, их жизнь среди природы, их скудость и удовлетворённость беспрестанно хватали меня за душу, и, как любят повторять о героях, могу сказать и я, что меня сразил Аполлон.

В областях, граничащих с Вандеей[43], я с интересом наблюдал дикий нрав, воинственность, чисто мужскую стихию, у которой свет жизни явственно горит в глазах и в самых членах и которая ощущает предчувствие смерти как свою виртуозность и сполна удовлетворяет свою жажду – знать. Атлетический склад южан приоткрыл мне, на руинах духа античности, истинную сущность греков; я постиг их характер и мудрость, их тело, то, как они взрослеют в условиях своего климата, как защищают свой бурный гений от натиска стихии. Всему этому они обязаны своим народным своеобразием, своим особым умением принимать чуждые сущности и сообщаться с ними. Отсюда же их особая индивидуальность, по всему судя, живая, ибо высший разум, согласно грекам, состоит в способности к рефлексии. Это проясняется, когда мы постигаем героическое тело греков; эта способность есть нежность, схожая с нашей народностью.

Рассматривание древностей произвело на меня впечатление, позволившее мне лучше понять не только греков, но и вообще высшее в искусстве, которое, невзирая на высочайшую подвижность и феноменализацию понятий и всего серьёзно задуманного[44], способно всё сохранять в постоянстве и верности себе; подобная прочность и есть, таким образом, высший род знака. После всех пережитых потрясений и душевных испытаний мне на некоторое время был необходим покой, поэтому я теперь живу в своём родном городе.

Природа отечества действует на меня тем сильнее, чем ближе я её изучаю. Гроза, не только в высшем её проявлении, но именно как наглядная сила и образ среди прочих небесных форм; свет в действии, рациональном и судьбоносном, несущий нам нечто священное: своё появление и исчезновение; также своеобразие лесов и сочетание в одной местности разных особенностей природы, так что все священные места земли собираются здесь воедино; философский свет в моём окне – вот мои нынешние радости. Только бы не забыть мне моего пути сюда! Не думаю, что нам предстоит писать маргиналии на поэтических книгах наших предшественников, нет, весь характер пения теперь изменится. Мы не процветём, ибо впервые после греков начали петь на отеческом, природном, исконном нашем языке.

Напиши мне скорее. Мне не хватает чистого звучания твоих слов. Пребывание души среди друзей, разговоры и письма, побуждающие мысль, необходимы художникам. Иначе у нас не останется никого для себя, но каждый будет принадлежать к сакральному образу, который мы сами составляем.

Будь здоров!

Твой Г.