Люди и праздники. Святцы культуры

Тут надо, оставив стыдливость, объяснить, что же делает этих обезьян особыми. Бонобо – единственные в мире животные, которые умеют заниматься любовью в “миссионерской” позиции. Всегда считалось, что эта позволяющая заглядывать в глаза поза – привилегия людей, причем – некоторых, вроде миссионеров. Опровергнув эту теорию, бонобо обратили на себя внимание, но не остановились на достигнутом. В мире животных сексуальный репертуар бонобо не знает себе равных. Помимо совокуплений во всех мыслимых позах, обезьяны практикуют секс оральный, групповой, гомосексуальный, бисексуальный и сольный. Ко всему прочему, они умеют целоваться, как французы в представлении старшеклассниц. В стаях бонобо царит бескомпромиссный промискуитет.

Счастливые бонобо из дивного зоопарка Сан-Диего занимаются любовью каждые полтора часа. Франс де Вааль подвел итог своим исчерпывающим исследованиям одной фразой: “Они ведут себя так, как будто изучали «Камасутру»”.

Секс позволил им добиться того, в чем не преуспели самые красноречивые из наших пророков, дипломатов и священников: бонобо не воюют. Каждый раз, когда возникает чреватая агрессией ситуация, обезьяны не дерутся, а совокупляются. Постоянно обхаживая друг друга, бонобо создали изощренную систему куртуазных отношений, в которые втягиваются все члены стаи, невзирая на положение, пол и возраст. Сообщество бонобо, как коммуну хиппи, объединяют сексуальные узы, которые оказались прочнее и надежнее, чем власть и деньги.

30 октября Ко дню рождения Дмитрия Муратова

На Франкфуртской книжной ярмарке ко мне подошел незнакомый бородач с голубыми, какие бывают у волжан, глазами.

– Муратов, – представился он, – редактор “Новой газеты”.

Я удивился, потому что на вид он больше напоминал десантника или хоккеиста, чем редактора. Вскоре выяснилось, что я был во всем прав. Дмитрий был и десантником, и хоккеистом, и действительно не походил на редактора. Он – строитель и собиратель, вдохновитель и зажигатель, вечный двигатель и генератор чудес. Вокруг него искрится энергетическое поле, и я чувствую, что рядом с ним мысли приобретают занимательную форму, как металлические опилки вблизи магнита.

Муратов – центр и причина того газетного вихря, в который мне посчастливилось попасть много лет назад на той самой ярмарке. С тех пор я не перестаю удивляться. Проведя две трети своей жизни в прессе, я твердо знаю, что газеты, как это случилось с довлатовским “Новым американцем”, бывают талантливыми. Но муратовская газета берет на себя и многое другое. Она – очаг сопротивления, замена парламенту, черная книга, ковчег интеллигенции и партия разума. Муратову, однако, этого мало. Он настоял на том, чтобы в “Новой” было умно, смешно и уютно. Напрочь лишенный “звериной серьезности” и фанатизма собственной правоты, Дмитрий втягивает в газетный водоворот все живое – молодое, старое, необычное или забытое.

Начав с Франкфурта, мы продолжили в Москве и в Риге, в Таллинне и, конечно, в Нью-Йорке. Каждый раз эти встречи были событиями – даже для официантов. Дружить с Муратовым – редкая удача, выпивать – тем более. Он цедит “вино беседы”, выхватывая горячие искры прежде, чем они погаснут в застольной болтовне. Я никогда еще не встречал собеседника внимательней. Он любит дело и слышит слово, считая, что второе бывает первым.

– Лучшая фраза у Достоевского, – сказал Дмитрий однажды, – описание пейзажа на первой странице “Идиота”: “Насилу рассвело”.

– Это про Россию? – уточнил я для верности.

– Или про “Новую”, – сказал Муратов.

30 октября Ко дню рождения Эзры Паунда

Поражающая своим размахом и раздражающая своей сложностью поэма Cantos должна была разрешить центральную проблему времени. Модернизм сформулировал ее так: беда Запада – отсутствие универсального мифа, без которого миру не избежать душевного одиночества и духовного одичания. Мир, истолкованный мифом, можно охватить мысленным взглядом, его можно понять, в нем можно жить. Лишить культуру мифа означает оставить людей без общего языка и обречь на рознь и войны.

Паунд считал, что спасение – в эпосе. Это словарь языка, на котором говорит культура. Эпос – ее коллективный голос. Он создает скрепляющие человеческую расу ритуалы. Эпос защищает нас от страха перед неведомой судьбой. Превращая будущее в прошлое, он изживает время, заменяя темное грядущее светлой вечностью настоящего.