Но очень скоро подследственному стало не до устройства личной жизни родственников. В конце 1722 г. материал, изобличавший Р. А. Траханиотова во взяточничестве, был обобщен в следственной канцелярии в форме особой таблицы с пятью графами: «Взятков от разных дел»; «По доношению фискала Филшина»; «По доношению Ивана Качалова»; «По повинным Траханиотова человека Михайлова» и «[По повинным] Траханиотова»[834]
. Общая сумма взяток, полученных Р. А. Траханиотовым, составила, по данным следственной канцелярии, 10 109 рублей.К тому времени благодаря уликам, собранным в ходе предварительного следствия, Роман Траханиотов признал 40 эпизодов получения взяток, а также эпизод с присвоением части жалованья военнослужащих Томского гарнизона. Еще 23 эпизода получения взяток и злоупотреблений должностными полномочиями бывший комендант признал частично, взявшись оспаривать суммы незаконно полученных и присвоенных денег. Наконец, 21 эпизод получения взяток Роман Александрович отказался признать вовсе[835]
.Примечательно, что с целью вымогательства взяток Роман Траханиотов не брезговал фабрикацией ложных улик. В частности, как сообщил потерпевший Федор Ненашев, «в бытность де Траханиотова в Томску подьячей да денщик [Траханиотова] приходили к нему, Ненашеву, в дом для обыску и ничего не нашли. И оной подьячей выбросил из рукава в кадь с рожью в бумаге с полгорсти табаку. И, взяв, из кади тот табак и ево, Ненашева, с тем табаком привел в приказ[836]
и оковал на тройную цепь… и угрожал пытками. И взял на Траханиотова из‐за такова страха денег»[837].Несогласие Романа Александровича с частью предъявленных эпизодов поставило на повестку дня вопрос о применении к нему пытки. Между тем согласно одной из норм Наказа «майорским» канцеляриям от 9 декабря 1717 г., на основании которого функционировала следственная канцелярия И. И. Дмитриева-Мамонова[838]
, строевой офицер (даже отставной) мог быть подвергнут пытке только с санкции военного суда. Поскольку Роман Траханиотов являлся не просто отставным капитаном, но, как уже упоминалось, ветераном нескольких походов, имевшим к тому же фронтовое ранение, И. И. Дмитриев-Мамонов направил 14 декабря 1722 г. в Военную коллегию «промеморию»[839], в которой содержалась просьба рассмотреть вопрос о пытке бывшего коменданта в каком-то из военных судов (находившихся в подведомственности коллегии). К промемории прилагалась подборка обобщающих документов, изобличавших подследственного в инкриминированных деяниях[840].8 января 1723 г. Военная коллегия распорядилась разрешить поставленный следственной канцелярией вопрос в Нижнем воинском суде в Москве[841]
. Но рассматривать материалы, поступившие из следственной канцелярии, суд не спешил. 18 июля 1723 г. Военная коллегия оказалась вынуждена направить в Нижний воинский суд еще одно распоряжение о скорейшем решении вопроса о Р. А. Траханиотове[842].Однако и это не сдвинуло ситуацию с мертвой точки. 5 сентября 1723 г. И. И. Дмитриев-Мамонов направил в Военную коллегию новую промеморию с напоминанием о необходимости решить наконец вопрос о пытке отставного капитана[843]
. Между тем, когда в Санкт-Петербурге Иван Дмитриев-Мамонов подписывал указанную промеморию, в Москве Нижний воинский суд уже занялся делом Р. А. Траханиотова, рассмотрение которого началось 3 сентября 1723 г.[844] Вероятнее всего, тогда же бывшего коменданта взяли под стражу.Однако далее события приняли неожиданный поворот. Поскольку Наказ «майорским» канцеляриям от 9 декабря 1717 г. типографски не обнародовался, а его заверенную рукописную копию в суд никто не направил, Нижний воинский суд не сумел уяснить поставленной задачи решить вопрос о применении к Р. А. Траханиотову пытки, а взялся рассматривать его дело по существу. В итоге 24 сентября 1723 г. суд приговорил Романа Александровича к смертной казни через повешение с полной конфискацией имущества и направил приговор на утверждение в Военную коллегию[845]
. Поскольку смертная казнь назначалась офицеру, далее приговор в соответствии с Законом от 3 марта 1719 г.[846] должен был поступить на утверждение главе государства.25 сентября 1723 г. осужденного, закованного в кандалы, водворили в тюремное помещение Московской конторы Военной коллегии. Однако Роман Траханиотов не дождался приведения приговора в исполнение. Как доложил И. И. Дмитриеву-Мамонову находившийся в Москве следователь гвардии капитан А. Г. Шамордин, «сентября 28 дня [1723 г.] в 10‐м часу пополудни оной Траханиотов под караулом умре… скоропостижно»[847]
.Между тем Авраам Шамордин, сообщив также, что «мертвое ево [Р. А. Траханиотова] тело не погребено», задал многозначительный вопрос: «И о теле ево что повелено будет?»[848]
Вопрос этот был отнюдь не риторическим. Дело в том, что следователям-гвардейцам была хорошо известна склонность Петра I время от времени запрещать хоронить тела лиц, казненных за совершение государственных и должностных преступлений[849].