Читаем Люди хаоса полностью

ШУМЯКИН. Сладкого надо меньше жрать, Виталик. Распустился!

Пристально смотрит на Коробова, отчего тот отворачивает лицо в сторону и морщится.

КОРОБОВ. Азап, не надо, а.

ШУМЯКИН. Чё не надо – ты ведь как пить бросил, каждый обеденный перерыв себе торт заказываешь. В кабинете закроешься и жрёшь втихомолку. Мне, знаешь, нового зама искать не очень-то хочется.

КОРОБОВ. Почему нового?

ШУМЯКИН. Потому что от избыточного веса тебя удар хватит – и гуляй, Вася!..

КОРОБОВ. Азап, ёлки-палки, ну что ты!..

ШУМЯКИН. Ладно-ладно, я по-дружески… Ух, мальчишка!..

Шумякин по-отечески треплет Коробова по голове. Слышен стук в дверь.

Войдите.

Дверь осторожно отворяется и просовывается голова Подгузло.

ПОДГУЗЛО. Азап Калиныч, я по ситуации с Кариной Викторовной…

ШУМЯКИН. Карина Викторовна сегодня герой дня.

КОРОБОВ. Ни дня без героини.

ПОДГУЗЛО. Ситуация неприятная, как бы это сказать точнее…

ШУМЯКИН. Не без вашей помощи, кстати.

ПОДГУЗЛО. Ну да… Я как бы виноват… Вот. Поэтому прошу отпустить меня.

ШУМЯКИН. Куда отпустить?

КОРОБОВ. В отпуск без содержания.

ПОДГУЗЛО. Да нет, я совсем хочу уйти. Уволиться хочу. Вот и заявление даже написал. (Достаёт заявление из папочки и кладёт на стол.) Так что подпишите, Азап Калиныч. Буду, как говорится, обязан.

ШУМЯКИН(глядя на Коробова). Чё делать-то?

КОРОБОВ. Как чего – подписывай.

ШУМЯКИН. Бились-бились, башку ломали, а тут раз – и на тебе! Само всё разрулилось.

ПОДГУЗЛО(виновато). Вы уж простите, Азап Калиныч, что я вас в такое положение… Я могу вам порекомендовать кандидатов вместо себя.

ШУМЯКИН. Не надо. Сами уж… (Подписывает.) Забирайте своё заявление. Не хотел, конечно, вас отпускать, но насильно мил не будешь. Вот вам от меня лично!..

Шумякин достаёт с полки бронзовую фигурку Орфея с кифарой, сдувает с неё пыль и вручает уже бывшему худруку.

Это на память о нашем плодотворном сотрудничестве, так сказать. Давайте обнимемся хоть!..

Подгузло и Шумякин обнимаются. У Подгузло начинают дрожать губы от волнения.

ПОДГУЗЛО. Спасибо, Азап Калинович!.. Я искренне тронут… Глубоко, так сказать…

В это время открывается дверь и появляется Любовь Васильевна с папкой.

ЛЮБОВЬ ВАСИЛЬЕВНА. Вот как. И Николай Василич здесь.

КОРОБОВ. Всё, Николай Василич уже не здесь.

ЛЮБОВЬ ВАСИЛЬЕВНА. То есть как?

ШУМЯКИН. Да, Люба, покидает родные пенаты наш замечательный худрук. Навсегда.

ПОДГУЗЛО. Увольняюсь, Любовь Васильна.

ЛЮБОВЬ ВАСИЛЬЕВНА. А как же?.. (Показывает на папку в руках.)

КОРОБОВ. Давай сюда!

Любовь Васильевна отдаёт папку Коробову, но тут в кабинет заходит Семён с маракасами.

СЕМЁН. Ух ты, народу сколько!

ШУМЯКИН. Чего тебе, Семён Аркадич?

СЕМЁН. Да я вот по поводу бумаги своей пришёл… Ну, которую подписал тогда по пьяни.

КОРОБОВ. Семён, успокойся, никто бумагу твою не трогает. Она у меня. Вот, видишь? (Поднимает бумагу над головой.)

ЛЮБОВЬ ВАСИЛЬЕВНА. Семён Аркадич, никто вам плохого не сделает.

ШУМЯКИН. Мы тут осиротели, понимаешь, а он со своими бумагами…

СЕМЁН. Как осиротели?

ШУМЯКИН. Наш драгоценный Николай Василич решил нас покинуть.

ПОДГУЗЛО. Так что, Семён Аркадич, простите, ежели чего не так. (Театрально кланяется ему в пояс.)

ЛЮБОВЬ ВАСИЛЬЕВНА. Господи, такого человека теряем! (Вытирает слезу.)

ШУМЯКИН. Мда, такого днём с огнём!.. (Обнимает Подгузло.)

Открывается дверь и входит Карина. Она настроена агрессивно и воинственно.

КАРИНА. Я прошу прощения, что без стука, но ждать под дверью по полтора часа я тоже не собираюсь!

ЛЮБОВЬ ВАСИЛЬЕВНА. Карина Викторовна у нас, как всегда, вовремя!

КОРОБОВ. На ловца и зверь бежит.

ШУМЯКИН. Карина Викторовна, если б вы только знали, как мы вас сейчас все вспоминали здесь! Скажи, Семён.

СЕМЁН. Карину Викторовну захочешь не забудешь.

ПОДГУЗЛО. Кстати, Азап Калиныч, если бы вы у меня спросили о кандидате на своё место, я бы обязательно сказал, что Карина Викторовна очень даже достойный, так сказать…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Юрий Олеша и Всеволод Мейерхольд в работе над спектаклем «Список благодеяний»
Юрий Олеша и Всеволод Мейерхольд в работе над спектаклем «Список благодеяний»

Работа над пьесой и спектаклем «Список благодеяний» Ю. Олеши и Вс. Мейерхольда пришлась на годы «великого перелома» (1929–1931). В книге рассказана история замысла Олеши и многочисленные цензурные приключения вещи, в результате которых смысл пьесы существенно изменился. Важнейшую часть книги составляют обнаруженные в архиве Олеши черновые варианты и ранняя редакция «Списка» (первоначально «Исповедь»), а также уникальные материалы архива Мейерхольда, дающие возможность оценить новаторство его режиссерской технологии. Публикуются также стенограммы общественных диспутов вокруг «Списка благодеяний», накал которых сравним со спорами в связи с «Днями Турбиных» М. А. Булгакова во МХАТе. Совместная работа двух замечательных художников позволяет автору коснуться ряда центральных мировоззренческих вопросов российской интеллигенции на рубеже эпох.

Виолетта Владимировна Гудкова

Критика / Научная литература / Стихи и поэзия / Документальное / Драматургия