Люди хаоса

ПОДГУЗЛО. Ну уж!.. (Разводит руками в стороны, словно говоря, теперь уже поздно что-либо отменять.)

Семён, повыше и поудобней закинув на плечо ремень от баяна, пошёл в сторону служебного входа.

(Мыслит вслух.) Не знаю, может, и правда уволиться. Невелика потеря… да и здоровье как-то… (Уходит.)

Тот же самый кабинет директора филармонии. Шумякин, развалившись в кресле и вытянув ноги, насколько это возможно при его росте, разговаривает по телефону. На самом деле, сбоку кресла торчит только пузо и рука с телефоном.

ШУМЯКИН. Ты мне этого Тырамырова на кой чёрт прислал? Да мне попсовый эстрадник нужен, зачем твой поющий экстрасенс… Сейчас по телевизору каких только уродов не показывают – всех их на сцену, что ли, тащить?.. Народ уже плюётся от этих рептилоидов… Филармонию обещали после Нового года сдать. Сейчас только в Доме культуры площадку дам… С драмтеатром можно поговорить… Евстахия Палыча обижать нельзя, а то в следующий раз ты хрен куда сунешься у нас в городе.

Входит взбудораженная Любовь Васильевна.

ЛЮБОВЬ ВАСИЛЬЕВНА. Азап Калиныч!

ШУМЯКИН. Люба, я работаю, ты не видишь?.. (В телефон.) Ну, это дураки только деньгами не делятся. Мы же не дураки.

ЛЮБОВЬ ВАСИЛЬЕВНА. Азап Калиныч, тут безобразие полнейшее!..

ШУМЯКИН(строго). Любовь Васильна! (В трубку.) Не могут без меня, хоть тресни! За каждым надо ходить и показывать, что ему делать, как ему делать… Ой, что ты, шагу без директора ступить не могут… Ладно давай. А насчёт фокусников подумай, народ на фокусы падкий, ему хоть дурацкий фокус давай – всё проглотят. (Кладёт трубку.) Слушаю, Любовь Васильна.

ЛЮБОВЬ ВАСИЛЬЕВНА. Азап Калиныч, Дугова с ума сошла.

ШУМЯКИН. Что ж здесь удивительного? Она хоть и певица, но климакс у неё никто не отменял. Пора бы уж привыкнуть к её выпадам.

ЛЮБОВЬ ВАСИЛЬЕВНА. Вы не понимаете, она собралась к Евстахию Палычу идти, в управление культуры.

ШУМЯКИН. Замечательно. Евстахий Палыч умеет беседы проводить – долго, строго, обтекаемо.

ЛЮБОВЬ ВАСИЛЬЕВНА. Да что ж такое-то, Господи! (В отчаянии всплёскивает руками.) Ей Подгузло всё рассказал.

ШУМЯКИН. Что всё?

ЛЮБОВЬ ВАСИЛЬЕВНА. Про письмо рассказал, которое в Москву. Что оно теперь у Евстахия Палыча.

ШУМЯКИН(пытаясь собраться с мыслями). Так, хорошо… И чем это мне грозит?

ЛЮБОВЬ ВАСИЛЬЕВНА. Конкретно вам, конкретно сейчас, может быть, и не грозит.

ШУМЯКИН. Уже лучше.

ЛЮБОВЬ ВАСИЛЬЕВНА. Но если она поймёт, что вы с Евстахий Палычем в сговоре, она может на вас обоих телегу накатать – туда! Самому! (Поднимает указательный палец вверх.)

ШУМЯКИН. Ну так она не поймёт.

ЛЮБОВЬ ВАСИЛЬЕВНА. Здрасьте, вы ж её увольнять собрались.

ШУМЯКИН. Люба, ты не тяни кота за уши! Что ты мне конкретно сделать предлагаешь? Наградить её? Денежную премию выписать? Или на своё место посадить?

ЛЮБОВЬ ВАСИЛЬЕВНА. Азап Калиныч, вам надо её своим замом сделать.

ШУМЯКИН. Люба, ты с ума сошла? У меня же Коробов всю жизнь в замах, ещё с горсада… Да ещё в клубе газовиков когда начинали вместе. Это ж моя правая рука и левая нога.

ЛЮБОВЬ ВАСИЛЬЕВНА. Азап Калиныч, я вам плохого никогда не желала. Интуиция у меня, сами знаете, бешеная.

ШУМЯКИН. Ну да, в тот раз от ревизии меня здорово спасла…

Дверь открывается и наполовину из двери появляется Коробов.

КОРОБОВ. Азап Калиныч, ты свободен?

ШУМЯКИН. Заходи, Виталик.

Коробов входит, по его настороженному лицу уже видно, что он в курсе чего-то нехорошего, но не в курсе, что именно произошло.

КОРОБОВ. Что за кипиш такой в бухгалтерии?

ШУМЯКИН. Да вон Дугова про письмо узнала. Худрук проболтался.

КОРОБОВ. Так ты её увольнять собрался.

ШУМЯКИН. Это надо всё стратегически, Виталик, надо момент подловить, потом – чик – и подсекай. Как на рыбалке.

ЛЮБОВЬ ВАСИЛЬЕВНА. Карина Викторовна обещала до президента добраться. Кому эта головная боль?..

КОРОБОВ. Ну, в таких случаях человека подкупить надо. Как это – деморализовать.

ЛЮБОВЬ ВАСИЛЬЕВНА. Предлагаю выписать ей премию. В тройном размере.