Люди хаоса

СЕМЁН. Жалко баяна нет… Я могу на ложках постучать… (Стучит ложками по бутылкам.)

КОРОБОВ. Сеня, стекло кокнешь! И так денег нету.

ШУМЯКИН. Не ссы, Виталик, на столичных гастролёрах бабки заработаем – стёкла купим.

ЛЮБОВЬ ВАСИЛЬЕВНА. Азап Калиныч, не выражайтесь! Говорите «сикать».

ПОДГУЗЛО. Я могу вместо музыки себе по животу постучать… Смотрите, целый номер!.. (Стучит себя по животу и издаёт ртом пукающие звуки.)

ЛЮБОВЬ ВАСИЛЬЕВНА(напевая). «Я танцевать хочу, я танцевать хочу до самого утра!.. Как будто два крыла… тари-ра-ра-ра-ра…»

СЕМЁН. Я с детства мечтал на ударных играть… Чё мне этот баян сдался?..

КОРОБОВ. Завтра сам пойду концерты продавать… Я сам! Пусть смотрят, уроды тупые!..

ПОДГУЗЛО. Надо рукой, рукой вот так вот надо!..

ЛЮБОВЬ ВАСИЛЬЕВНА. Ай, я щас упаду!..

ШУМЯКИН. Хоп, хоп!.. Ножкой топ, топ!..

СЕМЁН. Ещё, ещё!.. Где, бли-ин?..

КОРОБОВ. Ничё уже нету…

ШУМЯКИН. Всё есть… всё есть…

СЕМЁН. Да там они…

ПОДГУЗЛО. Ничего не понимаю…

КОРОБОВ. Куда он хотел-то?..

ЛЮБОВЬ ВАСИЛЬЕВНА. Отстаньте…

СЕМЁН. Ну да, ну да… Прямо так…

Дальше уже слышатся нечленораздельные звуки, человеческие фигуры превращаются в тени, которые барахтаются в сером сумрачном кабинете, как мухи, которых бросили в банку с водой и плотно закрыли. Свет гаснет.

Второе действие

На следующий день. В фойе библиотеки на пуфике сидит Карина Дугова: слегка полноватая высокая женщина с красивым ожерельем на шее и пуховым платком на плечах, на коленях у неё раскрытые ноты, она что-то разучивает, открывает рот и беззвучно поёт, слегка дирижируя себе рукой. Из-за колонны, за которой находится коридор, ведущий к кабинетам дирекции, появляется Подгузло. Он несколько секунда наблюдает за женщиной, затем осторожно подходит к ней.

ПОДГУЗЛО. Добрый день, Карина Викторовна. Работаете?

КАРИНА. Здрасьте, Николай Василич. Смех это, а не работа. Как я могу вокальную партию в библиотеке репетировать. Уж лучше б нас в баню переселили, там хоть и петь можно, и париться заодно. Сижу как карась на песке, воздух ловлю.

ПОДГУЗЛО(пытаясь шутить). Куда заселился, там и сгодился, как говорится… Карина Викторовна, вам бы надо с директором почаще встречаться, оказывать на него, так сказать, творческое влияние…

КАРИНА. Интересно, что я могу бывшему директору горсада рассказать о классической музыке? Оно ему надо?

ПОДГУЗЛО. Карина Викторовна, вы уж себя так сверху позиционируете – к вам и подступиться страшно!

КАРИНА. Николай Василич, не юлите, скажите прямо, что от меня надо?

ПОДГУЗЛО(сделав строгое лицо). Карина Викторовна, ситуация накалилась до предела, так сказать…

КАРИНА(перебивая). В чём это выражается?

ПОДГУЗЛО. Это выражается в очень серьёзных вещах! Вы должны попросить у директора прощения.

КАРИНА. Здрасьте! За что интересно? Они мне выпивоху в бригаду подсунули, денег недоплачивают, даже на бензин не дают – а я им, значит, простите меня, пожалуйста! Николай Василич, вы с ума сошли?

ПОДГУЗЛО. В таком случае… будет катастрофа!

КАРИНА. Мне Семён уже намекнул про вашу катастрофу – из одной бригады две хотите сделать? А вот это видели? (Показывает фигу.) Давайте я буду водителем, контролёром на своём концерте, могу микрофоном поработать…

ПОДГУЗЛО. Это ещё не самое плохое, Карина Викторовна. Вы не понимаете всю глубину последствий…

КАРИНА. Вы мне угрожаете, что ли? Может, уволить хотите?

ПОДГУЗЛО. Я пытаюсь…

КАРИНА. Ещё неизвестно у кого будут последствия. (Заканчивает репетицию, собирает тетрадки и собирается уходить.)

ПОДГУЗЛО(тревожно). Вы куда в рабочее время?

КАРИНА. К Евстахию Палычу. Я буду делать последствия для директора.

ПОДГУЗЛО. Карина Викторовна, не делайте глупостей. Я чисто из уважения к вашему таланту… Пытаюсь помочь, понимаете ли… Вы только усугубите своё положение – вам туда нельзя!

КАРИНА. Это почему же?

ПОДГУЗЛО. Потому что ваше письмо там… Из Москвы письмо вернули Евстахию Палычу. Вот.