Люди на болоте. Дыхание грозы

пятно, сам ты приобрел или тебе наклеили его другие. Разница, разумеется,

большая, но поди растолкуй каждому... Я понимаю твое положение...

- Зачем ты мне это говоришь? - сказал Апейка с возмущением.

- Просто так. - Башлыков не смутился, только немного удивился. - Так, к

слову пришлось.

- Так вот, если к слову: я не считаю себя виновным за него. Нисколько.

- Я тебе говорил не про вину твою. Я говорил о другом.

Ты не понял ничего. Жаль. - Башлыков и тут чувствовал себя выше,

мудрее, и Апейку снова охватило возмущение. Но Башлыков заговорил о

другом: - Отстаем мы с коллективизацией!

- Почему отстаем? - Апейке из-за не утихшей еще неприязни к нему

хотелось возражать. - На втором месте в округе.

Башлыков заявил спокойно:

- Второе - не первое!

Он пошелестел бумагами, выбрал одну:

- Вот здесь жалоба от верующих, что закрываем олешниковскую церковь. В

Минск жаловались... Какое твое мнение?

- Мое мнение такое, что надо добиваться, чтоб церковь сама закрылась.

- Как это?

- Надо верующих сделать неверующими. Безбожниками...

ГЛАВА ВТОРАЯ

1

Когда Апейка входил в кабинет, у дверей почти каждый раз встречала его

очередь мужчин и женщин, ожидавшая приема. Просьбы свои доверяли бумаге

здесь редко, не всегда удовлетворяла и беседа с секретарем райисполкома

или с заведующим райзо, многие считали неизменной обязанностью - вручить

бумагу самому председателю, поговорить с "самим". Случалось, что Апейка

долго не появлялся, был в разъездах по району, - и люди ждали по нескольку

суток, ночуя где-либо у знакомых; являлись каждое утро, как на службу,

пока не добивались к "самому".

Такие встречи с людьми были для Апейки не простой и не легкой частью

его работы. Люди несли к нему свои надежды и свое отчаяние: что у кого

было. Теперь к обычным просьбам - помочь мукой и семенами, к жалобам на

непосильный налог, на налоговые несправедливости прибавлялись часто

жалобы, связанные с колхозной новью: тому землю нарезали неверно - все

лучшее забрали под колхоз; тому пригрозили, что если не вступит, чтоб на

Соловки готовился. Редко кто - не спрашивал: это разве справедливо, это

разве по советским законам?

Почти в каждой жалобе-просьбе за личными невзгодами и обидами ощущались

общие, общественные проблемы; почти каждый раз, отвечая, помогая, советуя,

Апейка так или иначе должен был объяснять государственную политику в

колхозных делах, как бы брал на себя роль агитатора. Да это и была

настоящая работа агитатора.

Сегодня его также ожидали: меж взрослыми, среди которых он заметил

человека с длинными, спадающими на ворот желтоватыми космами - поп, что

ли? - целая притихшая стайка деревенских детей. Апейка поздоровался,

сказал, что скоро начнет принимать, в кабинете снял поддевку. Он, как и по

пути сюда, был возбужден, от встречи с Башлыковым остался неприятный

осадок, тяжело угнетала давняя, снова усилившаяся неприязнь к Савчику.

Снова вспомнил башлыковское: "Не хотел бы иметь такого брата!" - ответил в

мыслях, жестко, раздраженно: "А я хотел! Я сам посоветовал ему быть таким!

Я сам нарочно нацепил себе на шею это бревно!" Досада перешла на одного

Башлыкова: "Как бы выше считает себя только потому, что нет у него такого

компрометирующего брата, что биография идеальная! .. Как орденом

гордится!.."

Он быстро просмотрел бумаги, что скопились за эти дни, вышел в приемную:

- Ну, начнем...

Все встали, некоторые подступили ближе, ожидая Апейка окинул всех

взглядом, заметил: желтоватый, с длинными космами, стоял немного

обособленно; молодые карие глаза смотрели с интересом, пытливо, как бы

заранее пытаясь предугадать, что ожидает его. Апейка на мгновение задержал

на нем взгляд: крестьянская свитка, заячья шапка; крепкий, загорелый, кожа

на лице так и лоснится, - видно, кормят неплохо. Сразу же перевел взгляд

на стайку детворы несмелые, оробело притихшие, большей частью

по-деревенски стеснительные, они жались один к другому, почти все в

домотканых свитках - не сводили с него чистых, доверчивых и остро

внимательных глаз. Он бросил им весело, подбадривающе:

- Вы все вместе?

- Вместе, - ответил за всех один, с жесткой щетинкой неровно, должно

быть материнскими ножницами, остриженных волос, с решительным мужским

баском

- Вместе, - подтвердил и лысый мужик, что стоял возле них, будто

пастух, - с шапкой в одной руке, с кнутом в другой.

- Что ж такое случилось, что сразу такой ватагой? - Апейка переждал

молчание, весело пригласил: - Ну, заходите, выясним!

Дети зашевелились, стали перешептываться, подталкивать друг друга, но

не шли. Мужик с кнутом тоже взялся с видом старшего прибавлять смелости

детворе: неловко, несмело подтолкнул одного, другого шапкой, приказал с

упреком всем:

- Заходите, сказано!

Первым отважился тот самый, с жесткой, словно выщипанной, щетинкой, за

ним - беленькая девчурка с розовыми солнышками на щеках. Апейка, пропуская

их мимо себя, подбадривающе, с нежностью погладил несколько головенок.

Последним вошел, как за стадом, дядько с кнутом: немного неловко и

важно, будто пряча под важностью неловкость своего положения среди малышей.

Войдя в кабинет, дети, в лаптях, в посконине, озирались еще