Люди среди людей

- Кто этот человек, Лал? - Хавкину показалось, что он произнес эти слова строго, даже сурово. Но странно: он не услышал собственного голоса. Только тонкий писк вырвался

из горла. - Л ал, ты слышишь меня? - И снова, как в кошмарном сне, ни звука. Да полно, не сон ли действительно вся эта ночь с мелькающими, как в калейдоскопе, событиями? Но почему так мучительно горит плечо и спина? Подгибаются ослабевшие ноги…

- Вам плохо, сахиб? - участливо наклоняется Лал.

- Да нет же, мне хорошо, очень хорошо, - беззвучно повторяет Хавкин и валится на пол веранды.

…

Сколько минут илп часов прошло? Хавкин очнулся от острого запаха керосина и каких-то лекарств. За окнами все еще ночь. Это фонарь у изголовья кровати разит керосином. При свете огня доктор Датт плавно массирует обожженное и все еще ноющее плечо. Но что за грохот сотрясает стены бунгало? Что за ослепительные вспышки озаряют окна? Муссон? Неужели долгожданный дождь?

- Тише, тише, - улыбается доктор Датт. - Все хорошо, пришел муссон, теперь все будет хорошо.

Хавкину приятно ощущать руку товарища, бережно и нежно массирующего плечо. Он еще слаб, и голосовые связки не слушаются его. Но невозмутимый Джогендра Датт готов рассказывать, не ожидая вопросов. Правда, приходится для этого напрягать голос: бунгало под ударами ливня гремит, точно большой барабан.

Это было отравление змеиным ядом - старинный индийский метод умерщвления врагов. На искусанное москитами и расцарапанное тело набрасывают тряпку, смоченную ядом кобры. Он отлично всасывается через самые маленькие ранки, этот яд, и тот, кому во сне недруги подложили «компресс кобры», так никогда и не просыпается.

- Вот, полюбуйтесь, - придерживая пинцетом, Датт принес из глубины комнаты кусок полосатой тряпки. - Смотрите, я смочил несколько мест азотной кислотой. Видите, они пожелтели. Пока вы лежали без сознания, я изготовил спиртовую вытяжку из этой мерзости и впрыснул нашей кошке. Бедное животное подыхает. Благодарите небо, что Лал вовремя разбудил вас. Еще десять - пятнадцать минут - наступил бы паралич дыхательных мышц, удушение, и вас не спасли бы никакие лекарства. А парез голосовых связок - пустяк. Пройдет, тем более что я уже втер вам в кожу хорошее противоядие.

Муссон ревет и трубит, как сто разъяренных боевых слонов. Пламенные гирлянды молний почти без перерыва освещают комнату. Свет фонаря в их сиянии кажется слабой желтой точкой. Удары грома оглушают. Но Хавкин с наслаждением слушает этот грохот и вой. Он закрыл глаза и отдыхает. Муссон пришел. Все будет хорошо. Муравьи… Теперь ясно: они удирали от ливня. Хорошо… Плечо уже не горит так сильно: очевидно, противоядие сделало свое дело. А Лал, что с ним? Доктор Датт понимает своего пациента по одному движению губ. Лал на кухне. Выхаживает наемного убийцу. Этот негодяй чуть не отправил к праотцам всю экспедицию вакцинаторов. Сначала он попытался набросить свой «компресс» на хозяина, а потом на слугу. По счастью, Лал проснулся и не дал убийце пощады. Впрочем, скорее всего, злодей все-таки выживет: у религиозных фанатиков всех времен и народов, как правило, лбы медные, да и височные кости тоже.

Приближался рассвет. Небо посерело. Потоки тропического ливня на стеклах окон стали матово-серебристыми. Несколько раз от удара молнии загорались и тут же с шипением гасли деревья в саду: муссон набирал силу. Хавкин дремал. Доктор Датт тоже прилег на свою постель. В однообразном реве ливня проходили час за часом. Потом сквозь шум дождя послышались шаги и разговоры в задней части бунгало. Очевидно, кто-то пришел из деревни. Еще немного погодя осторожно приоткрылась кухонная дверь, и, ступая по кокосовым циновкам босыми ногами, в комнату вошел Лал. На его лице не осталось и следа от ночных переживаний. Свежая белая куртка, которую он надевал всякий раз, как наступала пора завтрака или обеда, указывала, что ни муссон, ни потрясения минувшей ночи не задержали утренней трапезы. Убедившись, что Хавкин открыл глаза, Лал поклонился и внес поднос с чота хозри - чай, лепешки, фрукты.