Он отвернулся, чтобы не встречаться глазами с недоумевающими, недовольными взглядами своих собеседников. Да, надо идти на помощь. Не к коварному «святому», а к тому одинокому старику, который, очевидно, потерпел бедствие нынешней ночью. Дело вовсе не в христианском всепрощении, как думает доктор Датт. Пожарному или спасателю в шахте, чтобы выполнить свой долг, не нужны иные основания, кроме известия о том, что там погибает человек. Раз старик остался наверху, где оползень каждую минуту может лишить его жизни, значит, с ним что-то произошло. Никто не полезет за ним на гору, и совсем не из-за гнева богов, а потому, что местные отлично знают, какие серьезные катастрофы вызывают в здешних холмах сдвиги почвы. Немало деревень разрушено в этом уголке Пенджаба во время зимних дождей.
Риг-Вед а. Книга индийских религиозных гимнов.
Второе тысячелетие до нашей эры.
В деревне к медикам присоединилось четверо молодых крестьян во главе со старостой, пожилым индийцем, предусмотрительно обмотавшим себя по поясу несколькими витками кокосовой веревки. Разговора о мстительных богах никто не заводил. Очевидно, деревенских жителей ободрили черные клеенчатые плащи двух докторов с решительно надвинутыми до глаз капюшонами. Сами крестьяне в плащах не нуждались. От опасности промокнуть их избавляло полное отсутствие того, что в Европе зовется одеждой. Готовясь в поход, они оставили на теле только узкие набедренные повязки, расставшись даже с неизменными тюрбанами. Впрочем, когда маленькая экспедиция начала карабкаться на «святую» гору, дождь совсем унялся. После десятичасового ревущего тропического ливня наступила непривычная тишина, наполненная лишь цокотом капели и плеском бесчисленных ручьев. Зато возникла новая проблема: каким путем идти? Старой тропы не существовало. Пересохшее русло, по которому Хавкин и Лал поднимались несколько дней назад, представляло теперь собой бурную горную речку. Этот поток легко перекатывал огромные камни, швырял обломанные ветви деревьев и даже целые стволы. Чтобы не стать его жертвой, пришлось штурмовать холм, поросший густым лесом. Доктор Датт сначала наотрез отказался участвовать в этой абсурдной затее, но потом сменил гнев на милость. «Только ради того, - как он заявил, - чтобы не оставлять мистера Хавкина в одиночестве». Это была только половина правды. Вторая половина состояла в том, что после событий прошедшей ночи доктор Датт и сам предпочитал не оставаться в одиночестве. Лучше, чем кто-нибудь другой, он знал, как опасны и неутомимы в его стране религиозные фанатики.
Лес, мокрый и скользкий, лежал в плотных валах испарений. Поднимаясь вверх, люди как бы пробивали один молочный слой за другим. Ноги скользили по опавшим листьям и раскисшей почве. По капюшонам плащей гулко барабанили капли. Несколько раз обходили завалы: вырванные ливнем и ветром деревья громоздились среди своих устоявших собратий, каждую минуту грозя сорваться вниз, навстречу поднимающемуся отряду.
Прошло не меньше часа, прежде чем, исцарапанные и перепачканные, они добрались до подножия мощных смоковниц. Четыре дня назад здесь, в тихом зеленом гроте, возле прохладного источника их принимал старый садху. Но как мало этот кусок земли был похож теперь на то райское местечко! Ни разметенных дорожек, ни обнесенного камешками водоема. Муссон забросал листьями и ветвями всю площадку, превратил чистенький источник в огромную мутную лужу. Дом «святого» сохранился, но внутри он был залит водой и замусорен. Старика нигде не было. Оставалась надежда, что садху укрылся в храме. Хавкин отлично помнил эту небольшую молельню, расположенную на склоне холма, выше жилища «святого», и первым двинулся вверх по петляющей среди леса тропе. Лал, опасливо оглядываясь, побрел у него за спиной.