– Пирпойнт это был, всегда эта сволочь Пирпойнт, игру в виселицу он оставляет себе. Думаю, помогал ему Аллен, но за это не поручусь.
Махмуд толкает Арчи локтем, привлекая его внимание:
– Что с ним сделают дальше?
– Привезут пепел обратно и похоронят вместе с остальными. Рассказывать об этом не полагается, – он жестом манит остальных обступить его плотнее, – но все они под овощными грядками. Так что, ребята, мы едим картошку и зелень, которые выросли на компосте из заключенных. – И он взрывается хохотом.
– Врешь, – хмурится Махмуд.
– Черта с два! Ночные надзиратели все наперечет мои дружбаны, я развлекаю их болтовней, чтобы не клевали носом на рабочем месте. О чем они мне только не рассказывают… вроде Призрака Лестера.
С дружным стоном тесный кружок начинает распадаться.
– Да вы дослушайте меня, дослушайте – знаете ведь, что я никогда не сплю, да? Так вот, можете мне поверить: пока вы все храпите, как бесчувственные твари, я слышу его – он был старым кочегаром, чернокожим, – он кивает Махмуду, – и я слышу, как он орудует лопатой, как стучит в трубах, будто они прогреваются, но если потрогать их, они холодные, как ведьмина сиська.
– Ох уж эти мне твои байки кокни, – кряхтит Фрэнк, вокруг глаз которого разбегаются веселые морщины.
– Найди мне Библию, и я поклянусь на ней, спроси любого старожила или старшего надзирателя Ричардсона – его отец как раз был на дежурстве у камеры смертников, когда за ним пришли. В двадцать каком-то году. К петле его несли на стуле, потому что левую сторону у дурня парализовало, когда он сначала снес башку своей девчонке, а потом сам хотел застрелиться, да оказалось, что он косорукий. Матрос с Ямайки, вот кто он был, старик Лестер, только умер он еще молодым и в маразм впал уже как призрак, ходит сквозь стены, будто они из паутины. Вы прислушайтесь ночью и услышите его, точно вам говорю.
Парень с повязкой на глазу уже побледнел. Остальные с удовольствием наблюдают за его испугом, насмешливо переглядываются, сворачивая самокрутки и передавая один другому коробок спичек.
– Что-то ты позеленел, Дикки, – конъюнктивит замучил?
– Да нет, я в порядке, только надо спросить одну вещь кое у кого. – Он поспешно улепетывает в здание, опустив голову.
– Ага, беги к няньке, – зубоскалит Арчи.
– Кочегаром? – повторяет Махмуд.
– Так мне говорили. – Арчи сводит глаза к переносице, выпуская дымные кольца толстыми влажными губами.
– И его принесли на стуле?
– Усердие охраны достойно восхищения, никакой работы не чураются, даже самой грязной. Надеюсь, он им хотя бы поясницу потянул или ноги обмочил – хочется же как-нибудь отомстить, верно?
9. Сагаал
– Гнусная старая кошелка!
– Она что, правда гналась за твоей матерью? – Махмуд резко выпускает струю дыма поверх головы Омара. Ладонь он держит на круглом животике сына, пока тот вертит руки дешевого деревянного робота, сидя на отцовских коленях.
– Уж можешь мне поверить, бросилась за нами, когда мы выходили от магистрата. Мы и десяти шагов не прошли, как вдруг она схватила маму за руку и оттащила в сторону.
– Скажи еще раз, что она говорила.
– Она сказала: «Если вы скажете суду, что видели у него пачку наличных, мы можем поделить вознаграждение поровну». Вот бесстыжая.
– А что твоя мама?
– А ты как думаешь? Послала ее подальше! Тогда мерзавка совсем разошлась: «Что же это за мать такая, если позволила дочери выйти за черного?» – а потом и говорит, что мы с тобой вдвоем будто бы приходили к ней в лавку еще давно – угрожать ей! Ну, это мама даже слушать не стала, мы же в то время были в чертовом Халле. Она и оттолкнула ее, и на слова не поскупилась.
Махмуд невольно улыбается:
– Подрались?
– Почти, их судебные приставы растащили, но мама заявила на нее в полицию за всю эту клевету. Не знаю, что будет, если они снова встретятся или, если уж на то пошло, если я ее увижу.
– Только руки не распускай, Уильямс, еще не хватало нам обоим угодить за решетку.
– Ничего не могу обещать, клянусь, у меня от нее кровь закипает. – Лора багровеет даже сейчас, рассказывая о случившемся, на шее проявляются пятна и полосы там, где она, забывшись, водила ногтями по коже.
– Я видел ее на слушаниях – таких только на Дэвис-стрит и встретишь, по виду у нее из костей будто высосали мозг.
– Вампирша, настоящая вампирша.
Махмуд переводит взгляд на Омара, стряхивает с его лица крошки печенья, дотягивается до руки Лоры, лежащей на столе, и мягко пожимает ее.
– Перед тем как ты пришла, я говорил с солиситором.
– И что он сказал?