Люди в сером

Наибольшего внимания публики удостоились две виолончелистки, установившие свои инструменты меж широко расставленных ног. В ярком свете софитов их стройные лодыжки казались ослепительными, и то, что угадывалось за складками их платьев, оказалось едва ли не притягательнее выставленных на всеобщее обозрение плеч и бюстов. Брук никогда бы не подумал, какое возбуждающее зрелище может являть из себя истомленная музыкой женщина с виолончелью. Всякий раз, когда исполнительницы склоняли головы над грифами и вдохновенно поводили смычками, десятки глаз скрещивались на них и с жадностью следили за игрой света на туго обтянутых блестящей тканью бедрах.

Конечно, среди солдат было множество тех, кто просто наслаждался музыкой. Но по странному стечению обстоятельств большая часть ценителей прекрасного оказалась в задних рядах. Прочие зрители получали удовольствие другого рода. Мысли о том, что спустя какой-то час они смогут кружить по залу в обнимку с этими божественными телами, рождали глупые мечтательные улыбки на лицах.

Наконец скрипка соло вырвалась из общего хора, взмыла на недосягаемую высоту, заплакала, ее поддержали флейты и гобои, затем музыка покатилась, как затухающая волна, и, плавно опустившись, уступила звенящей тишине. Гром оваций едва не сорвал прожектора. Все повскакивали с мест, били в ладоши и, наплевав на наставления, свистели, орали и топали, бурно изливая восторг. Дирижер величественно кланялась, принимая знаки восхищения. Исполнительницы поднялись с мест и негромко стучали смычками. В общем, если закрыть глаза на нравы публики, все было как на настоящем концерте.

В завершение концерта гости отдали дань традициям принимающей стороны: скрипки грянули марш Объединенных сил с двусмысленным названием «На страже человечества». При первых же аккордах офицеры встали с мест, за ними нестройно поднялись солдаты, и вскоре, совершенно заглушив оркестр, весь зал громко и немузыкально гудел: «Сверкнув броней, единая армада, начнет великий собирательный поход…»

Брук тоже поднялся. Наверное, единственный из присутствующих он не знал слов гимна, так что все, что ему оставалось, — безмолвно разевать рот, словно издыхающая рыбина, да выкрикивать отдельные буквы. Он чувствовал себя глупее некуда. Потом он поднял глаза и увидел девушку-ведущую, стоявшую у самых кулис и тоже певшую гимн. Ее глаза возбужденно блестели, щеки порозовели от волнения. Неожиданно их взгляды встретились. Брук сделал над собой усилие, чтобы не отвести глаз. Он уверял себя, что это невозможно, что она не может видеть его среди сотен одинаковых людей в темном зале, и все-таки чувствовал, что краснеет. Сердце его колотилось, как бешеное.

И еще ему показалось, что девушка, так же как и он, не знает слов гимна. Уж больно неестественно двигались ее губы. Почему-то это дико развеселило его.

Знали бы вы, каково это — шевелить губами, растянутыми улыбкой до ушей! Та еще пытка.

Глава 31

Долгожданные танцы начались скучно. Сцену убрали, и ее место занял обширный буфет с пивом, коктейлями и легкими закусками, к стойкам которого сразу выстроились длиннющие очереди. Заглушая голоса, громко играла музыка. Дамы из оркестра задерживались на банкете, устроенном в их честь офицерами лагеря, и женскую часть человечества представляли лишь несколько местных служащих. На их лицах читалось плохо скрываемое за маской напускного равнодушия выражение обиды на толпу глупых самцов, которые предпочли им каких-то заезжих вертихвосток.

Среди них выделялась Вероника Рохас, чья красота послужила почвой для такого количества романов и последующих запутанных разбирательств между отвергнутыми претендентами, что только самоубийца решился бы ухаживать за ней, не рискуя навлечь на себя изощренную месть со стороны офицеров и служащих постоянного состава.

Другая — крупная белокурая девушка с мускулистыми ногами и тугим бюстом, служила на узле связи и, по слухам, однажды сломала нос заезжему майору, когда тот попытался оказать ей чрезмерные знаки внимания. Теперь ее с опаской обходили стороной, и сержант делала вид, будто происходящее ей до лампочки и она присутствует на празднике, лишь выполняя приказ начальника лагеря, а на самом деле только и ждет момента, когда можно будет, не теряя лица, покинуть это сборище озабоченных остолопов.