«Люди в верности надежные…». Татарские муфтияты и государство в России (XVIII–XXI века)

А вот достигнуть компромисса было можно на любом этапе. Злую шутку сыграла неуступчивость и упертость обеих сторон. Вообще это отличительная черта обоих муфтиев – нежелание искать компромиссы.

– Приходилось ли вам лично общаться с Владиславом Сурковым? Как вы можете его охарактеризовать? Какую позицию он занимал по отношению к исламу, мусульманам, муфтиятам и конкретным муфтиям?

– Да, приходилось. Мало того, при одной из встреч с Президентом России В. В. Путиным я попросил слово и высказал идею государственной поддержки подготовки отечественных кадров священнослужителей. «Иначе нам так и будут готовить кадры в других странах. И они будут большей частью пятой колонной в нашей стране», – резюмировал я. Президент очень внимательно меня выслушал и сказал, что очень важное предложение и будет им поддержано. Мне потом в Администрации Президента (АП) показывали стенограмму этой встречи, и заключение Президента было сформулировано в виде его распоряжения. На бумаге был определенный гриф, поэтому я не буду вдаваться в подробности.

После этого меня пригласили в определенные кабинеты Администрации Президента и попросили на бумаге сформулировать конкретные предложения. Я расписал все, вплоть до конкретной сметы расходов. Затем начались встречи и совещания у В. Ю. Суркова. Администрация Президента провела колоссальную работу по поиску жертвователей на поддержку системы исламского образования России. И пошли первые деньги в централизованные духовные управления России: ЦДУМ, СМР и КЦМСК.

Сурков мне показался очень компетентным, волевым и тактичным человеком. Были сложнейшие моменты в наших совещаниях (из‐за бесконечных визгов и воплей представителей СМР), были «домашние заготовки» самого Суркова, так называемые «прокладки». Как руководителю делегации ЦДУМ мне приходилось очень спокойно и хладнокровно выдерживать хорошие хуки справа и слева. В конце концов, когда нас хорошенько повозили фейсом об тейбл, он улыбнулся и предложил мне остаться после совещания. Другие насторожились, но нехотя ушли. В своей улыбчивой манере он мне сказал, что все сделает, чтобы выправить ситуацию по ЦДУМ. И сдержал свое слово.

И таких моментов было достаточно.

Его «правление», на мой взгляд, было золотым веком для российского ислама. Хотя и некоторые мусульманские деятели не одного барашка принесли в жертву для изгнания Суркова из Администрации Президента…

Мне он запомнился и тем, что лично выезжал в регионы для разрешения сложнейших ситуаций.

– Какова роль Алексея Гришина, «министра по делам ислама», как его назвали в 2010‐е годы в СМИ? Принято считать, что именно он формировал государственную конфессиональную политику по отношению к исламу.

– Гришин был очень компетентным, грамотным, тактичным и целеустремленным сотрудником АП. У меня сложилось мнение, что только с его приходом в АП началось реальное взаимодействие государства с мусульманским сообществом России. Гришин умел слушать и слышать собеседника. И очень терпеливо и тактично доносить до собеседника необходимую информацию. Он действительно много сделал не только для поддержки российского ислама, но и для ограждения мусульман от влияния извне.

– Вы говорите, что сейчас механизм принятия решений по мусульманским делам поменялся. А как это происходило прежде? Вот вы решили создать муфтият (неважно, региональный или общефедерального значения). Какие дальнейшие шаги? Как происходило согласование по инстанциям, в частности в Администрации Президента? Посылались документы или происходило личное общение?

– Всегда согласование происходит в Администрации Президента. И у каждого по-разному. Кто-то, как я, это делает напрямую, через диалог и согласование позиций. Многие – через нужные связи в различных ведомствах.

– В последнее время в федеральных СМИ усилилась критика Равиля Гайнутдина. Насколько, по-вашему, он сейчас самостоятелен в принятии решений в рамках Совета муфтиев России и Духовного управления мусульман Российской Федерации?