«Люди в верности надежные…». Татарские муфтияты и государство в России (XVIII–XXI века)

В августе 1945 г. и январе 1946 г. Совет Народных Комиссаров СССР принял положения о «церковных организациях», в которых они наделялись некоторыми правами юридических лиц: им, в частности, разрешалось приобретать транспортные средства и недвижимость (кроме молитвенных зданий), открывать текущий счет в отделениях Госбанка и сберегательных кассах и др.[457]

Изменения в государственной вероисповедной политике затронули не только православных христиан, признававших Декларацию митрополита Сергия 1927 г., но и другие группы верующих в СССР, в частности мусульман. Летом 1943 г. группа религиозных деятелей из Узбекистана, среди которых был Эшон Бабахан (Бабаханов) (1858–1957), обсуждала с руководством республики инициативу об объединении мусульманских общин Средней Азии и Казахстана под эгидой единого духовного управления мусульман[458]. Кто был инициатором этой идеи, сказать сложно, но едва ли она была предложена без предварительного одобрения со стороны высших партийных чиновников Узбекистана.

В. А. Ахмадуллин выделяет следующие факторы, повлиявшие на изменение политики советского государства по отношению к мусульманам: 1) поддержка, оказанная последователями ислама правительству на начальном этапе войны (молебны за победу Красной Армии, сбор пожертвований, обращения мулл к верующим и др.)[459]; 2) необходимость считаться с требованиями союзников СССР по антигитлеровской коалиции по обеспечению свободы совести в стране; в) «политическая воля И. В. Сталина, сумевшего увидеть мощный положительный потенциал ислама и желавшего спасти страну»; г) «политика оккупантов, направленная на использование ислама против СССР»[460].

Не вступая в дискуссию с автором по поводу каждой из указанных позиций, можно согласиться с тем, что совокупность факторов, имевших как внутриполитический, так и внешнеполитический характер, повлияла на решение советского руководства институционализировать мусульманскую религию после жестоких гонений конца 1930‐х – начала 1940‐х гг.[461] Однако тема ислама все же продолжала оставаться периферийной в вероисповедной политике руководства страны во главе со Сталиным в середине 1940‐х гг. Основным игроком оставался Московский патриархат, которому отводилась важнейшая политическая задача – стать главной православной церковью в мире. Исламский фактор в международных отношениях пока не имел такого значения, какое он приобрел позднее, в 1950–1960‐е гг.

В результате смены вектора вероисповедной политики в СССР в 1943–1944 гг. ислам был институализирован подобно тому, как это произошло в 1788 г. В Советском Союзе был реанимирован фактически перешедший в «спящий» режим муфтият – ЦДУМ. Были учреждены три новых духовных управления мусульман, в юрисдикцию которых вошли общины на Северном Кавказе, в Средней Азии, Казахстане и Закавказье[462].

В мае 1944 г. был создан Совет по делам религиозных культов (СДРК) при Совнаркоме СССР. В его задачи входила координация работы неправославных и нехристианских религиозных объединений, укрепление их авторитета среди верующих[463].

Остается дискуссионным вопрос о том, насколько государство в середине 1940‐х гг. придерживалось принципа равенства в отношениях с различными религиозными объединениями. Ряд исследователей, в частности В. А. Ахмадуллин, отмечают, что руководство Советского Союза отдавало приоритет РПЦ[464].

О существовании разных подходов у органов государственной власти в их отношениях с религиозными объединениями в стране свидетельствует письмо председателя СДРК И. В. Полянского к председателю Совета министров СССР[465] В. М. Молотову от 10 июня 1947 г. Так, в частности, о мусульманских общинах он писал следующее:

Продолжая общую линию сдерживания оформления новых общин и регулируя их деятельность без вмешательства в вероисповедные основы, Совет предполагает руководствоваться по отдельным культам следующими соображениями: 1. По мусульманскому вероисповеданию – продолжать линию на благоприятствование законному оформлению фактически действующих общин, ставя целью максимальный охват религиозного движения ныне существующими четырьмя территориальными духовными управлениями мусульман[466].

Более благоприятное отношение в документе прослеживается по отношению к армяно-григорианской церкви: «Принимая во внимание происходящую репатриацию армян, продолжать линию на благоприятствование открытию новых церквей и поддержать ходатайство Католикоса (главы церкви) о проведении мироварения, как мероприятия, направленного к повышению его престижа»[467].