Я спустился по Авиационной. Я не определял заранее маршрута и цели, но в конце концов непременно должен был оказаться где-нибудь в районе Абаса — просто весь город спускался к нему. Может быть, по пути я зашел бы в Каптаж выпить минеральной воды в свое время популярной среди гальтских курортников, а ныне известной на весь мир, как Виши или кисловодский Нарзан. Там же, в прилегающей к Каптажу галерее можно было посмотреть картины местных художников — я представлял их себе по прежним впечатлениям: всё марины и горные пейзажи или марины с добавлением горных пейзажей, иногда с белой скобкой далекого паруса и чайки, чайки... Может быть, я собирался совершить этот ритуал, может, нет, но в любом случае Абаса мне было не миновать. Я не надеялся встретить кого-нибудь из старых знакомых и не надеялся не встретить — мне было все равно. Этот город имел ко мне отношения не больше, чем любой другой черноморский курорт. Я шел по своей родине без всяких чувств, и эта свобода была мне приятна. И когда я оказался в одном из верхних скверов, где на месте существовавшего когда-то кинотеатра «Аванти» и памятника Сталину, уничтоженного во время борьбы с культом его личности, и это была жалкая, совсем не эффектная сцена, но это так, между прочим, — это место не вызвало у меня никаких воспоминаний, хотя я постоянно возвращаюсь к ненавистному мне детству по поводам, казалось бы, не имеющим никакого отношения к тем временам. А на этом месте возвышалась сейчас огромная новомодная склянка, опоясанная бетонной террасой, которая (склянка, а не терраса) называлась ресторан «Гальт». Естественно, самая большая «стекляшка» в городе и должна называться его именем. Возле ресторана большая бетонная площадка была почти вся занята одинаковыми, новенькими, разноцветными «жигулями», и от этого пестрого однообразия создавалось довольно приятное впечатление, как от какой-то настольной игры, впечатление, аккуратности, порядка, чего-то еще... Я подумал, не зайти ли мне сюда посидеть на террасе за стаканом вина, но когда я пью, я больше люблю смотреть на свалку, и я пошел отсюда опять вниз по огороженной каменным парапетом дорожке, спускающейся ярусами туда и сюда, туда и сюда. Да, я хорошо знал этот город, во всяком случае, то в нем, что нельзя было изменить, и ноги сами вели меня то каменными лестницами, круто спускавшимися от улицы к улице, то пешеходными длинными мостиками, переброшенными над улицами же от обрыва к обрыву, и, наконец, собственно улицами, узкими, кривыми, старинными, состоящими из прилепившихся к склонам домиков, двух или трехэтажных с фасада и соответственно на один этаж меньше со стороны такого склона; домиков наполовину каменных или кирпичных, наполовину деревянных из-за многочисленных балконов, террас и веранд; домиков, увитых плющом и диким виноградом, с удавленными глицинией стволами акаций, и над ними по склонам непроходимые заросли кустов и кое-где кипарисы.