Людмила

Человек в синем блэйзере на минуту задержался у газетного киоска возле гостиницы, купил какой-то иллюстрированный журнал и пару газет, посмотрел в мою сторону (не думаю, чтоб именно на меня) и вошел в четырехстворчатую, вращающуюся дверь, а там превратился в полную обтянутую крепдешином даму с сумочкой и солнечным зонтиком в руках. Дама вышла и, осматриваясь, остановилась. Это явление напомнило мне цирковой фокус с ящиком.

Я выкурил сигарету, чтобы дать время моему «протеже», поговорить с портье о погоде и исчезнуть из холла. «Не в санатории, — подумал я. — Значит, не по путевке. И не по курсовке, потому что отдыхающие по курсовке обычно снимают комнату, а не номер в гостинице — это слишком дорого. Вероятно, командировочный и при этом крупная шишка, если ему оплачивают номер в отеле международного класса. Да, конечно крупная шишка — не всякий может позволить себе коллекционировать живопись. Видимо, серьезный человек, уровень моего босса». Тяжелая дверь втолкнула меня в просторный и прохладный холл. Дуб и тисненая кожа. Кутаная мебель, широкая мраморная лестница, с прижатой медными прутьями ковровой дорожкой цвета «бордо», налево стойка, за ней стенка ячеек с ключами. За стойкой полный и полный достоинства портье. Где-то когда-то я его видел, но он тогда еще не был полным. Я не стал вспоминать, где — в конце концов, Гальт не такой уж большой город. В холле, в одном из кутаных кресел, прикрывшись газетой, дремал какой-то пожилой мужчина. Невооруженным глазом можно было разглядеть в нем «топтуна». Нечего было охранять в этом городе, просто рабочее место для отставника. Усмехнулся. Подошел к стойке. Портье выжидательно посмотрел на меня. Я достал из кармана удостоверение, раскрыл. Я знаю, что в таких случаях, как правило, никто ничего не читает. Он перевел от книжки взгляд на меня. Я спрятал книжку.

— Меня интересует гражданин, который только что вошел, — сказал я.

— Мы давали сведения, — портье выглядел немного удивленным.

— Другой случай, — сказал я. — Меня не интересует номер. Только личность. У него был контакт с интересующим нас лицом.

Я говорил тихо, как это принято, и так, чтобы не слышал тот, который уже наверняка проснулся.

— Какой? — спросил портье. — Тот, в клубном пиджаке?

— Да, в блэйзере.

— Гражданин Бьоррен, — не заглядывая в книгу, сказал портье, — господин Швеции.

— Наоборот, — сказал я, — Господин Бьоррен.

— Ну да, извините. Гражданин Швеции, конечно, Бьоррен Марк.

«Интересно, в Швеции тоже так принято? — подумал я. — Шиворот на выворот», — не стал объяснять ему разницу между гражданством и подданством. Сказал вместо этого:

— Вы, конечно, понимаете, что это между нами.

Портье выставил вперед обе ладони.

— Разумеется!

Попрощавшись с портье, я снова вышел на улицу.

Итак, шведский подданный Марк Бьоррен. Какие у него могли быть дела с Тороповым? Он. конечно, может коллекционировать живопись, и художники имеют право продавать свои картины. Если, конечно, не за иностранную валюту. А если за валюту? Что, если страх преследования свел Торопова с ума? А Тетерин? Не могут же люди по одной и той же причине синхронно сходить с ума. Краткое помешательство от анаши в счет не идет. Там люди начинают бесноваться, хохочут, оттого что любое слово становится для них смешным, иногда пляшут, предметы вырастают в их глазах до гигантских размеров — лужа превращается в озеро, и фонарный столб разворачивается бесконечной стеной, — но заканчивается действие наркотика, и все возвращается на свои места. У Тетерина же, как сказал мне доктор, морфологические изменения. Возможно, что-то подобное и у Торопова — это его странное упорство, а потом страх и именно страх того, что его могут объявить сумасшедшим. Да, подозрительность по отношению к каждому встречному, и если он не испугался Людмилы, то как раз потому, что она была так же напугана, как и он. Конечно, в этом состоянии они легко могли понять друг друга. Только Людмила справилась со своим страхом, а он нет. «Стоп, — сказал я себе. — Ведь его же похитили. А почему обязательно похитили? — спросил я. — Что, если он попал в самую обыкновенную психушку? Ведь не одна Людмила общалась с ним в этом его состоянии — у него были сотрудники и они тоже видели эти странные эскизы. Надо будет поговорить с доктором по возвращении, а то ведь неизвестно, куда его упекли. Может быть, куда-нибудь, где всем все равно, художник ты или водопроводчик. Опять стоп. А «светло-серый», который караулил возле его дома? А «горилла?» А убийство Стешина? И, наконец, Людмила-то им зачем? Нет, кто-то хочет спрятать концы в воду».

Теперь Бьоррен. «Господин Швеции» Марк Бьоррен. Мне показалось знакомым это имя, и было такое впечатление, что я слышал его от разных людей. Ну да, следователь говорил о шведской подданной Людмиле, Людмиле Бьоррен, он не называл имени ее мужа, но имя Марк мне тоже показалось знакомым. Погоди, погоди... Я вспомнил подслушанный мной телефонный разговор...

— Видела Марка, — сказала тогда Марина.