Людмила

Потом он стал рассказывать о лечении методом внушения от курения и алкоголизма, о том, что такое лечение требует повторных сеансов, но прежде всего доброй воли самого пациента, о том, что можно освободить человека от физической и психологической зависимости, а дальше он должен не возвращаться к дурной привычке.

— Но он делает это сознательно, — сказал лектор, — то есть для своей пользы. А сознательно действовать себе во вред...

— Ну, хорошо, — сказал я. — А внушить ложные представления можно? Мы только что видели, как человек не мог найти выход с эстрады. Насколько стойким может быть такое заблуждение?

— Не очень стойким, — сказал лектор. — Опять же, если помочь человеку избавиться от дурной привычки, это одно дело. Тут человек сам идет вам навстречу. А заблуждение... Он и без всякой помощи очень скоро сориентируется, потому что хочет от него избавиться. В данном случае найти выход. А потом, это частный случай: я вывел его с эстрады, в другом месте он уже не заблудится.

— Ну, а внушить ложный образ: например, чтобы он принимал одного человека за другого, скажем, друга за врага или наоборот?

— Принципиально возможно, — сказал лектор, — но это будет не стойкое заблуждение. Для стойкого заблуждения нужны повторные сеансы, а кто ж на такое пойдет.

— Еще один вопрос, — сказал я. — Может ли посторонний человек, не тот, кто внушил какие-то представления, разрушить результаты внушения?

Лектор отвечал на этот вопрос очень длинно и путано и вообще не на этот вопрос. Может быть, он просто меня не понял, и ему требовались какие-нибудь конкретные примеры, но я сам толком не знал, о чем я спрашиваю. Я только вежливо кивал, пока он говорил, и в конце поблагодарил, сделав вид, что мне все понятно.

Я подумал, что я действительно не знаю, о чем я спрашивал, и зачем мне нужно это знать. Иногда мне кажется, что я сам на другой стороне сознания, и если нужно кодовое слово, то как раз для того, чтобы я нашел выход. Но сейчас я думал не об этом: я снова вспомнил доктора и его эксперимент и пожалел о том, что не задал тогда этот вопрос ему, но мне в тот раз не пришло это в голову. Может ли кто-нибудь другой воспользоваться результатами его эксперимента? Ведь голубой берет мог быть тем самым знаком. Что, если кто-то еще знал этот знак или просто увидел, какую власть над художником дает ему этот журнал? Но зачем кому-то власть над художником? Кому вообще нужен художник в нашей стране?

А кроме того речь там не шла о власти, только о заблуждении. О частном заблуждении, примерно о таком, какое я только что наблюдал, только более стойком. Совершенно неожиданная идея пришла мне в голову: я подумал, что забыл спросить Людмилу, не заходил ли к Торопову Полковой или не упоминал ли Торопов высокого и худого человека. Я не знаю, почему мне так показалось, и зачем бы Полковому это делать, но я подумал, что он мог принести Торопову этот журнал. Ведь приносил же он Вишнякову фенамин, причем совершенно бесплатно.

Да нет же, его видела Людмила и видела как раз тогда, когда он участвовал в похищении. Впрочем, одно не исключает другого.

Задумавшись, я не заметил, что уже вышел из парка и снова спускаюсь к Абасу по одной из верхних улиц.

Коричневая «шестерка» остановилась рядом со мной. Открылась дверца. Из нее высунулась нога, крепкую толщину которой не могла скрыть даже довольно широкая штанина. Потом, пригнувшись, оттуда вынырнул и сам водитель. Он был в коричневом в цвет машины костюме, и его широкий и плоский торс был таким же, как его лицо — я увидел его, когда он выпрямился.

«Ну вот и он, лучший человек района, — сказал я, — во плоти».

Широкая морда Кипилы озарилась такой же широкой улыбкой. Как будто он встретил лучшего друга, а может быть, он и в самом деле так считал. Мне пришлось тоже улыбнуться в ответ, хотя моя улыбка могла показаться ему чуть-чуть жестковатой.

— Сколько лет! — высоким и сиплым голосом (тот же голос) воскликнул Кипила. Он обнял меня и стал похлопывать по спине. — Я уж думал, живой ли ты, — (они здесь, на Юге, не знают кратких прилагательных). — Ну, рад видеть. Надолго?

— Как получится, — сказал я, высвобождаясь из его объятий. — Я здесь в командировке. Гальтский химфармзавод.

— А кто ты, что ты? Почему фармзавод? — спрашивал Кипила. — Ты ведь тогда на юрфак собирался поступать.

— Правильно, — сказал я. — Давно закончил. Работал в прокуратуре. Так, в районном городке. Теперь опять в Ленинграде. Служу юрисконсультом в одной медицинской шараге. Ну, заодно исполняю обязанности администратора. Ты, как я понимаю, в большие люди вышел — видел тебя на доске.

— Ха-а, — ухмыльнулся Кипила. — Видишь, лучше быть первым в деревне, чем вторым в Риме.

— Да, — сказал я, — латынь красивый язык. По-русски так не скажешь. Выйдет какая-нибудь грубость вроде шишки на ровном месте.

Кипила сделал вид, что не обиделся, а может, и в самом деле не обиделся.