Людовик XIV и его век. Часть вторая

Французский военный флот, который в то время, когда герцог де Бофор проводил Джиджелийскую экспедицию, едва мог выставить шестнадцать третьеразрядных судов, имел теперь в портах Бреста и Рошфора в общей сложности двадцать шесть больших кораблей, шесть легких фрегатов, шесть брандеров и две тартаны.

Численность одной только военной свиты короля доходила до 5 400 человек.

Кроме того, имелось двадцать шесть полков французской кавалерии, насчитывавших в общей сложности около 20 000 человек; шесть полков иностранной кавалерии численностью в 2 872 человека и два драгунских полка численностью в 948 человек; сорок шесть полков французской пехоты, насчитывавших в общей сложности 83 157 человек; наконец, четырнадцать полков иностранной пехоты численностью в 36 256 человек.

Итого: 148 397 человек.

Такой огромной армии не держала наготове ни одна европейская держава со времен крестовых походов.

В связи с этим обстоятельством был назначен новый военный министр: им стал Лувуа, сын Ле Телье.

Для двора поход явился увеселительной прогулкой.

Во время этого похода король особенно сблизился с г-жой де Монтеспан. По-прежнему охваченная мыслью, что свидания короля с ее подругой дают ей самой возможность чаще видеться с ним, мадемуазель де Лавальер даже не пыталась препятствовать этим встречам; но в конце концов она поняла совершенную ею ошибку. Как-то раз она стала упрекать короля, и тогда он, выйдя из терпения, в одном из тех порывов жестокости, какие ему были столь свойственны, бросил ей на колени свою маленькую испанскую собачку по кличке Хитрец и промолвил:

— Возьмите, сударыня, для вас довольно и этого общества!

И он ушел к г-же де Монтеспан, комната которой находилась рядом с комнатой герцогини.

С этой минуты бедняжка Лавальер, все еще успокаивавшая себя надеждой, лишилась и радости пребывать в сомнении.

Со своей стороны королева, заметив эту новую любовь короля, попыталась сделать ему какие-то замечания, но он воспринял их не лучше тех, какие позволила себе мадемуазель де Лавальер.

— Разве мы спим не на одной постели, сударыня? — спросил он.

— На одной, государь, — ответила королева.

— Ну, так чего вы еще можете требовать? — произнес Людовик.

Новая любовь короля наделала много шума; но еще одной любовью, вызвавшей тогда не меньше сплетен при дворе, стала любовь Великой Мадемуазель к Лозену.

Мадемуазель де Монпансье, внучка Генриха IV, гордая дочь Гастона, Орлеанская амазонка, героиня сражения в Сент-Антуанском предместье, Великая Мадемуазель, единственная наследница всех уделов Орлеанского дома, получавшая семьсот тысяч годового дохода, Великая Мадемуазель, которой выбирали мужа среди принцев, королей и императоров, влюбилась в обычного дворянина и собиралась выйти за него замуж.

Эту новость г-жа де Севинье называет в одном из своих писем загадкой, которую невозможно разгадать.

Приведем кое-какие подробности, касающиеся человека, в которого она влюбилась и имя которого мы уже произносили в связи с поездкой короля в Бретань, когда был арестован Фуке.

Антонен Номпар де Комон, герцог де Лозен, родившийся в 1632 году, то есть за шесть лет до короля, явился в Париж под именем маркиза де Пюигийема; по словам Сен-Симона, который, как известно, не имел привычки льстить тем, чьи портреты он изображал, это был невысокий блондин, хорошо сложенный, с надменным и умным лицом, исполненный честолюбия, прихотей и причуд, ревнивый ко всему, никогда ничем не довольный, желавший во всем перейти черту, на которой всякий другой остановился бы; по природе мрачный, нелюдимый и необщительный, что ничуть не мешало ему вести себя иногда с большим благородством; по натуре злой и коварный, всегда готовый жестоко уязвить и досадить; однако добрый друг, если он становился другом, что случалось редко; добрый родственник, охотно и с жаром встававший на сторону интересов и чести своей семьи; жестокий к недостаткам других, умевший находить во всем смешные стороны и осмеивать их; чрезвычайно храбрый и безрассудно отважный; царедворец, то дерзкий и насмешливый, то раболепный до лакейства; исполненный хитрости, предприимчивости, выдумок и козней для достижения своих целей; страшный для министров, грозный для всех и тревоживший окружающих тем более, что он был близок к королю; всегда имевший наготове неожиданные, причудливые, невозможные, но казавшиеся правдоподобными и соблазнительные замыслы.