Людовик XIV и его век. Часть вторая

Однако Скаррон был очень заметной фигурой во времена Фронды, и часть сатирических сочинений против Мазарини вышла из его арсенала; впрочем, это было вполне справедливо, поскольку в порыве бережливости министр отнял у поэта пенсион, который тот по болезни получал от королевы, и поэт, который ничего не мог отнять у министра, мстил оружием, дарованным ему Богом.

К несчастью, Мазарини вернулся в Париж еще более могущественным, чем прежде, и прелестная г-жа Скаррон, первой задачей которой было заставить непокорных слуг стать послушными и возвратить мужу разбежавшихся друзей, получила теперь и вторую задачу, куда более трудную, — помирить мужа с двором.

И молодая женщина взялась за выполнение этой задачи. Несмотря на ее близкие отношения с Нинон, никто никогда не говорил о г-же Скаррон ничего дурного, а Нинон спустя сорок лет выражалась о г-же де Ментенон так: «В молодости она была целомудренна по слабости ума; я хотела излечить ее от этой причуды, но она слишком боялась Бога».

Так что у г-жи Скаррон были две близкие подруги: распутная Нинон и добродетельная г-жа де Севинье.

Репутация неоспоримого целомудрия и бесспорной красоты открывали г-же Скаррон все двери. Многочисленные ходатайства, предпринятые ею для того, чтобы мужа не выслали из Парижа, позволили увидеть достоинства этой молодой женщины, проявлявшей такую самоотверженность: очарование в беседе и деликатность в просьбе. Маркизы де Ришелье, де Вилларсо и д’Альбре приняли в ней участие, и в конце концов она добилась того, о чем ходатайствовала: мужу было позволено остаться в столице. Как только это разрешение было получено, дом Скаррона, как и прежде, и даже еще в большей степени, чем прежде, стал местом собрания всего утонченного общества.

Впрочем, внутри королевства все успокоилось. Да, в стороне Нидерландов, где укрылся принц де Конде, на горизонте виднелось грозовое облачко, но кардинал де Рец был арестован и содержался под надежной охраной в Венсенском замке; поредевший Парламент присмирел; принцесса де Конде вместе с сыном покинула Бордо и присоединилась к мужу; принц де Конти продолжал оставаться в своем имении Гранж; герцогиня де Лонгвиль, возвращаясь к мужу, оставшемуся спокойным и смирным среди последних смут, остановилась в Мулене, у своей родственницы, аббатисы монастыря дочерей Святой Марии. Эта аббатиса была вдовой герцога де Монморанси, которого обезглавили в Тулузе по приказу Ришелье и смерть которого заставила в свое время г-жу де Лонгвиль пролить столько слез, когда весть об этой беде обрушилась на нее посреди ее беззаботной юности. В этом тихом убежище, у подножия алтаря, где неутешная вдова столько плакала, в разгар мирского шума, который, возможно, еще слишком заботил ее, г-жа де Лонгвиль начала свое долгое возвращение к Богу, которое во всех подробностях сохранил для нас Вильфор в своем «Подлинном жизнеописании Анны Женевьевы де Бурбон, герцогини де Лонгвиль».

Тем временем любовник прекрасной кающейся грешницы, принц де Марсийяк, ставший герцогом де Ларошфуко после смерти своего отца и питавший отвращение к гражданской войне после двух полученных им ран — одной при Бри-Конт-Робере, в первую Фронду, когда он сражался против Конде, и другой у ворот Сент-Антуан, во вторую Фронду, когда он сражался за него, — выздоравливал, как мы уже говорили, в Дамвилье. Уединение и потеря крови произвели благотворное действие на автора «Максим», и, раскаявшись почти так же, как г-жа де Лонгвиль, он желал теперь только одного — примириться с двором, чтобы иметь возможность сочетать браком своего сына, принца де Марсийяка, с мадемуазель де Ла Рош-Гийон, единственной наследницей Дюплесси-Лианкуров.

С целью достичь такого союза герцог де Ларошфуко послал беззаветно преданного ему Гурвиля[7] в Брюссель просить у принца де Конде согласия на этот брак. Но, поскольку Гурвиль был очень заметной фигурой в событиях Фронды и незадолго до этого похитил директора почт Бюрена, который обрел свободу лишь за выкуп в сорок тысяч экю, Мазарини не спускал с него глаз и, узнав, что тот на короткое время приехал в Париж, поклялся его оттуда не выпустить. Гурвилю стало известно, что он попал в ловушку, но, будучи человеком находчивым, он решил смело идти навстречу опасности и, в то время как Мазарини пустил на его поиски всю полицию, обратился к нему с просьбой об аудиенции. Мазарини согласился, и Гурвиль, вместо того чтобы быть приведенным к министру как преступник, явился к нему как посланник.

Мазарини был прежде всего человеком умным: он понял, что тем, кто придумал подобную уловку, чтобы выкрутиться из трудного положения, пренебрегать не следует. Он принял его, выслушал, оценил всю пользу, какую можно было извлечь из этого ловкого и неустрашимого агента, сделал ему предложения, которые были приняты, и тотчас же принял его на свою службу. Эта аудиенция повлекла за собой примирение герцога де Ларошфуко с двором и полное умиротворение Гиени. Наконец, 24 июля 1653 года при посредничестве Гурвиля был официально подписан мир между Мазарини и городом Бордо.