Мы уже говорили, что в Париже было тогда всего лишь два театра: театр Бургундского отеля и театр Малого Бурбонского дворца. Но вскоре интерес к театральным спектаклям настолько распространился, что этих двух театров стало недостаточно и понадобилось вновь открыть театр Маре, тот самый, чья итальянская труппа, руководимая Мондори, разглаживала порой морщины на озабоченном лице кардинала Ришелье. Одна из первых пьес, которые там играли, называлась «Саламанкский школяр»; она имела грандиозный успех, и один персонаж, прежде неизвестный на нашей сцене, пользовался особым расположением зрителей: это был Криспен, который в руках Мольера сделался сценическим типом.
Тем временем один за другим ставились новые балеты: «Поговорки», «Время», «Фетида и Пелей». Первые два не требовали большой сцены и были сыграны в зале Стражи, а третий, для которого пришлось выписать актеров из Мантуи и который явно превзошел все, что играли до этого в подобном жанре, был поставлен в Малом Бурбонском дворце. Людовик XIV появлялся в нем в пяти различных костюмах, исполняя последовательно роли Аполлона, Марса, фурии, дриады и царедворца, и имел такой успех, что по его приказу этот балет играли всю зиму и даже по три раза на неделе.
Однако все эти праздники стоили много денег, а государство было бедным. Мазарини, как уже говорилось, назначил вместо умершего герцога де Вьёвиля двух главноуправляющих финансами — графа Сервьена, подавшего полезный совет заменить ядом опиат, который г-жа де Ледигьер пыталась передать коадъютору, и главного прокурора Фуке, наградив в его лице аббата Фуке, его брата, и укротив Парламент. И вот, испытывая нужду в деньгах, Мазарини обратился к Сервьену, которого его просьба поставила в тупик. Этого момента и ждал Фуке; находчивый человек, опытный финансист, жаждущий власти и денег, поскольку одно дает другое, а вместе они доставляют если и не счастье, то, по крайней мере, удовольствие, он поднялся и заявил, что если по этому поводу соблаговолят обратиться к нему, то он найдет деньги не только для праздников, не только для войны, но и для церемонии, о которой по бедности казны никто не смеет думать, то есть для коронации. Мазарини, возможно потому, что сам он по характеру был робким и сдержанным, любил смелых и предприимчивых людей, особенно когда они брали на себя всю ответственность: он дал неограниченные полномочия Фуке, который с этого времени стал единственным и подлинным главноуправляющим финансами. Через три месяца Фуке сдержал все свои обещания, и Мазарини доверил смелому добытчику денег не только государственные финансы, но и заботу о своем собственном имуществе.
Время, назначенное для коронации, наступило; однако всех устрашила пустота, в которой должно было пройти коронование короля Франции. Герцог Орлеанский, изгнанный в Блуа, отказался приехать на эту церемонию, если не примут его условия, а так как соглашаться на них не хотели, то на его присутствие рассчитывать не приходилось; мадемуазель де Монпансье, по-прежнему находившаяся в Сен-Фаржо, не могла присутствовать на торжестве, на котором не будет ее отца; принц де Конде, приговоренный к смерти, командовал испанскими войсками; принц де Конти, предчувствуя затруднительность своего положения, добился разрешения покинуть молодую жену и отправиться командовать армией в Руссильон; коадъютор находился в тюрьме; десять тысяч французов, принадлежавших к самым благородным семьям Франции, отправились вслед за Конде на чужбину или злобствовали вместе с кардиналом де Рецем, а такие вельможи, как Монморанси, Фуа, Ла Тремуй и Колиньи, блистали, как выражались позднее, своим отсутствием. Но Мазарини, как это делают в театре, когда главные исполнители отсутствуют, решил заставить играть их роли актеров второго состава.
Так что церемония прошла без задержки, ибо, благодаря Фуке, не было недостатка в главном — в деньгах. Она совершилась в Реймсе по обычным правилам. На другой день король получил орден Святого Духа, который он тут же пожаловал своему брату, а на третий день, пользуясь чудотворным даром помазанника Божьего, совершил обряд возложения рук на больных золотухой, числом более трех тысяч.
На другой день после коронации Людовик XIV покинул Реймс и отправился в армию. Речь шла о том, чтобы отобрать у принца де Конде город Стене, и король должен был начать свое военное обучение, присутствуя при захвате этой крепости. Он прибыл в Ретель 28 июня, а оттуда направился в Седан, где осмотрел расположение войск. Все полагали, что осада будет долгой и кровопролитной, поскольку, по всей вероятности, оборонять город должен был сам принц де Конде; но вместо этого, перебросив в крепость несколько подкреплений, принц повел все свои войска против Арраса. Стене был взят, и, несомненно, этот успех пробудил у Людовика XIV великую любовь к осадам, которую он впоследствии не раз выказывал.