Людовик XIV и его век. Часть вторая

Вдобавок, в Венсене случилось происшествие, увеличившее в еще большей степени сочувствие народа к заключенному. Капитул собора Парижской Богоматери попросил разрешить одному из своих членов постоянно находиться при арестованном кардинале, что было позволено. Выбор пал на каноника, который некогда учился вместе с Гонди и которому он даже отдал одну из своих доходных церковных должностей; однако у этого достойного священника самоотверженности было больше, чем физических сил, и тюремное заключение вскоре расстроило его здоровье. Заметив перемены, какие произвела в канонике меланхолия, в которую тот впал, кардинал де Рец хотел заставить его покинуть тюрьму, но тот решительно отказался выйти на свободу. Спустя некоторое время каноник захворал трехдневной лихорадкой и во время четвертого ее приступа перерезал себе горло бритвой.

Слух об этой смерти разнесся по Парижу: народ счел это самоубийство следствием жестоких тюремных условий, и сочувствие к кардиналу усилилось.

Как раз в это время и умер архиепископ Парижский.

Тотчас же оба главных викария кардинала, Поль Шевалье и Никола Ладвока, поднялись на амвон и от имени узника стали провозглашать самые зажигательные буллы. Слушая эти буллы, приходские священники воспламенились; друзья кардинала раздули пламя, и в итоге появилась маленькая книжица, призывавшая всех парижских викариев затворить церкви.

Это было нечто вроде церковного отлучения, страшного особенно тем, что оно исходило не от главы Церкви, а от всей Церкви в целом.

Мазарини испугался и начал переговоры: предстояло добиться от кардинала Реца прошения об отставке с должности архиепископа Парижа. Сначала попытались прибегнуть к угрозам.

К узнику явился г-н де Ноайль, дежурный капитан королевской гвардии, и обратился к нему с речью, которая, по словам кардинала, подобала бы скорее какому-нибудь командиру янычар, чем офицеру христианнейшего короля; однако кардинал был закален в отношении угроз. Он заявил, что даст свой ответ письменно. И действительно, он написал его в ту же ночь и на другой день отправил его не только королю, но и своим друзьям, которые напечатали его и распространили по всему Парижу.

Этот ответ, каждое слово которого было взвешено, произвел огромнейшее впечатление. Пока двор изыскивал новые средства давления на кардинала, к нему явился г-н Прадель, тот самый, напомним, кому был отдан приказ арестовать его, и стал толковать о выгодах, какие воспоследуют из отказа от должности архиепископа, рисуя будущую свободу и возвращение королевского благоволения. Прадель ничего не добился, но, уходя, распорядился по возможности смягчить кардиналу условия заключения.

Спустя какое-то время в тюрьму прибыл президент Бельевр. Еще накануне кардинал был предупрежден друзьями об этом визите и ждал его скорее с нетерпением, чем со страхом, ибо во времена Фронды ему приходилось часто встречаться с посредником, которого к нему послали, и он знал его, в сущности говоря, как врага Мазарини.

В самом деле, войдя и поклонившись кардиналу с такой почтительностью, словно тот пользовался полной свободой и обладал полной властью, президент Бельевр начал свою речь так:

— Господин кардинал! Я послан первым министром предложить вам аббатства Сен-Люсьен в Бове, Сен-Медар в Суассоне, Сен-Жермен в Осере, Барбо, Сен-Мартен в Понтуазе, Сент-Обен в Анже и Оркан, если вы соблаговолите подать в отставку с должности архиепископа Парижа.

Затем, видя, что кардинал смотрит на него с удивлением, ибо ему и в голову не приходило ожидать подобного возмещения, он продолжил:

— Послушайте, до сих пор я говорил с вами как добросовестный посол, но с этой минуты я намереваюсь посмеяться вместе с вами над сицилианцем, у которого хватило глупости послать меня к вам с предложением такого рода.

— Ну да, понимаю! — ответил кардинал. — Остается еще тема гарантий.

— Именно так! И вот по этому вопросу вам будет невозможно договориться с господином Мазарини.

— Это не столь важно, все равно хотелось бы узнать, чего же он требует.

— Он требует, чтобы вы предоставили ему двенадцать человек из числа ваших друзей в качестве поручителей.

— И он их назвал поименно?

— Несомненно; это господа де Рец, де Бриссак, де Монтрезор, де Комартен, д’Аквиль…

Кардинал сделал нетерпеливое движение.

— Да, именно так, — продолжил президент, — но позвольте мне договорить до конца, ибо я не хочу, чтобы вы хотя бы одну минуту считали меня способным предположить, будто вы согласитесь на подобные предложения.

— Но для чего же тогда вы ко мне пришли? — спросил кардинал.