Людовик XIV и его век. Часть вторая

Париж приобрел новый облик: общество эпохи Регентства и Фронды почти рассеялось. Гастон, некогда собиравший гостей дважды в неделю, жил теперь в Блуа; мадемуазель де Монпансье, уехавшая в Сен-Фаржо, увезла с собой своих генеральш и придворных дам; принц де Конде исчез вместе со своим блистательным офицерством и дамами своей партии; герцогиня де Шатийон, герцогиня де Роган, герцогиня де Монбазон и герцог де Бофор покинули Париж; все друзья коадъютора — герцог де Бриссак, Шатобриан, Рено де Севинье, Ламет, д’Аржантёй, Шато-Рено, д’Юмьер, Комартен и д’Аквиль — были изгнаны; г-н де Монтозье и его жена находились в Гиени; герцог де Ларошфуко долечивался в Данвилье; мадемуазель де Шеврёз умерла; г-жа де Шеврёз покаялась в своих грехах, снова выйдя замуж; принцесса де Конде и г-жа де Лонгвиль по-прежнему находились в Бордо; принц де Конти удалился в свое поместье Гранж, расположенное близ Пезнаса; Скюдери со своей сестрой жили в Нормандии; г-жа де Шуази последовала за своим мужем в Блуа.

В Париже остался один только калека Скаррон, и то, возможно, лишь по той причине, что был неспособен бежать.

В конце предыдущей главы мы сказали о том, что он женился; обратим теперь взгляд на его юную жену, в салоне которой предстояло преобразоваться парижскому обществу.

Франсуаза д’Обинье была внучкой Теодора Агриппы д’Обинье и дочерью Констана д’Обинье, барона де Сюримо, который без согласия отца женился на Анне Маршан, вдове Жана Куро, барона де Шателайона, потом, застав ее на месте преступления занимающейся прелюбодеянием, убил ее вместе с ее любовником, а затем, в 1627 году, женился снова, на этот раз на Жанне Кардийяк, дочери коменданта Шато-Тромпета, и имел от нее сына и дочь, родившуюся 27 ноября 1635 года в Ньоре, в тюрьме Консьержери.

Эта дочь, судьба которой началась так печально и которая вместо горизонта видела в детстве стены тюремной камеры, и была Франсуаза д’Обинье: в первом браке супруга поэта Скаррона, во втором — короля Людовика XIV.

Франсуаза была окрещена католическим священником. Ее крестным отцом стал герцог де Ларошфуко, отец автора «Максим», а крестной матерью — Франсуаза Тирако, графиня де Нёйян. Спустя несколько месяцев после рождения девочки г-жа де Виллет, сестра Констана д’Обинье, посетила его в тюрьме и, тронутая бедственным положением несчастного семейства, увезла племянницу в замок Мюрсе, где та провела затем несколько лет. Но спустя какое-то время, когда узника перевели по его просьбе в Шато-Тромпет, г-жа д’Обинье потребовала вернуть ей дочь.

Малышке было четыре года, когда она играла в этой тюрьме с дочерью тюремщика, имевшего в своем домашнем хозяйстве серебряную посуду, и подруга упрекнула ее, что она не так богата, как та.

— Это правда, — сказала в ответ маленькая Франсуаза, — зато я дворянка, а ты нет!

Наконец, в 1639 году д’Обинье вышел из тюрьмы; но, поскольку он не пожелал отречься от кальвинизма, ему не удалось добиться от кардинала Ришелье позволения жить во Франции, и он был вынужден уехать на Мартинику. Во время плавания девочка заболела и впала в летаргический сон, так что врач признал ее мертвой. Ее уже собирались бросить в море, как это принято делать по правилам погребальной церемонии на борту судов, как вдруг мать, наклонившись, чтобы в последний раз поцеловать свое дитя, ощутила слабое дыхание на ее устах и чуть слышное биение сердца и, обезумев от радости, унесла ее в свою каюту, где ребенок, лежавший на коленях матери, открыл глаза. Малышка Франсуаза была спасена.

Спустя два года, на Мартинике, когда мать и дочь, сидя на траве, собирались выпить чашку молока, они услышали в нескольких шагах от себя легкий шум, сопровождавшийся пронзительным свистом. То была змея, которая подползала к ним с высоко поднятой головой и сверкающими глазами, привлеченная запахом молока. Госпожа д’Обинье схватила дочь за руку и поволокла ее за собой. Однако змея, вместо того чтобы преследовать их, остановилась у чашки, выпила молоко, которое там было, и уползла обратно. Вне всякого сомнения, десница Божья оберегала этого ребенка.

Тем временем, когда стараниями г-жи д’Обинье дела бедных изгнанников на Мартинике начали поправляться, ее мужу пришла в голову роковая мысль послать жену во Францию, чтобы узнать, нельзя ли спасти какую-нибудь часть его имений, находившихся под секвестром. В отсутствие жены Констан д’Обинье пустился в игру и проиграл все свое новое состояние, так что, когда г-жа д’Обинье, ничего не достигнув во Франции, возвратилась на Мартинику, она застала его совершенно разоренным уже во второй раз.