Людовик XIV и его век. Часть вторая

Между тем английская королева-мать ежедневно получала письма от герцога Анжуйского, побуждавшего ее поскорее вернуться во Францию. Принц торопился заключить брак с Генриеттой, полагая, что это событие, доставив ему независимое материальное положение, сможет освободить его в определенной степени из-под власти брата. Так что английская королева, несмотря на плохое время года, решила ехать. Король, ее сын, проводил мать на расстояние одного дня пути от Лондона. Герцог Бекингем последовал за ней вместе с остальными придворными, но, вместо того чтобы вернуться вместе с королем в Лондон, стал добиваться разрешения проводить королеву и ее дочь во Францию и получил на это согласие Карла II.

Первый день плавания прошел благополучно, но на другой день корабль сел на мель и оказался под угрозой гибели. Совершенно забыв об опасности, угрожавшей ему самому, герцог Бекингем думал лишь об опасности, угрожавшей принцессе. Так что после этого происшествия страсть герцога ни для кого уже не была тайной.

Корабль был спасен от гибели, но ему пришлось сделать остановку в ближайшей гавани.

Там у принцессы началась сильнейшая лихорадка. Это была корь.

Новая опасность для красавицы-невесты повлекла за собой новые сумасбродства Бекингема. На этот раз королеву-мать обеспокоило его поведение, и, когда они прибыли в Гавр, где принцессе Генриетте предстояло провести несколько дней, чтобы оправиться от болезни, королева потребовала, чтобы Бекингем отправился в Париж, дабы известить двор о ее прибытии во Францию.

Бекингем повиновался приказу. Так что Анна Австрийская получила возможность увидеть сына того, кого она некогда так любила.

Несколько дней спустя пришло известие о скором прибытии английской королевы и ее дочери в Париж. Герцог Анжуйский со всей возможной поспешностью выехал навстречу им и вплоть до самой свадьбы продолжал оказывать своей невесте знаки внимания, которые можно было бы принять за проявления любви, «если бы, — говорит г-жа де Лафайет, — всем не было хорошо известно, что чудо воспламенить сердце этого принца не было подвластно ни одной женщине на свете».[18]

В свите герцога Анжуйского, в качестве его ближайшего фаворита, находился граф де Гиш. Граф де Гиш был самым красивым, самым изящным, самым учтивым, самым решительным и самым отважным из всех придворных вельмож. Лишь переизбыток надменности и несколько презрительный вид, присущий всему его облику, затеняли эти превосходные качества.

Первым делом Бекингем стал ревновать к графу де Гишу, который, однако, в то время был увлечен г-жой де Шале, дочерью герцога де Нуармутье.

Бекингем ревновал в свойственной ему манере, то есть настолько шумно, что герцог Анжуйский обратил на это внимание и поделился своими опасениями с обеими вдовствующими королевами. Обе они попытались успокоить его: английская королева — по вполне естественному для женщины желанию поддержать свою дочь, а Анна Австрийская — под воздействием чувств, которые она в память об отце перенесла на сына. Несмотря на их уверения, герцог Анжуйский, который и сам по природе был весьма ревнив, успокоился лишь после того, как ему было обещано, что герцог Бекингем, проведя при французском дворе приличествующее время, вернется в Англию.

Тем временем начались приготовления к свадьбе, которая должна была состояться в марте.

В качестве свадебного подарка король дал брату удел покойного герцога Орлеанского в том виде, в каком им владел Гастон, за исключением Блуа и Шамбора. Так что с этого момента мы будем называть герцога Анжуйского либо его королевским высочеством, либо герцогом Орлеанским.

Английская принцесса, игравшая в первые годы величия Людовика XIV необычайно прелестную роль, которая привела к необычайно страшной развязке, во всех отношениях была достойна и этой любви, и этой ревности. Это была высокая особа, очень изящная, хотя и имевшая определенные изъяны в телосложении; лицо ее, с тончайшей кожей, было нежно-розового цвета; глаза были небольшими, но кроткими и блестящими; нос имел прекрасную форму, губы были алыми, зубы напоминали два ряда жемчужин; однако лицо ее, несколько худощавое и удлиненное, придавало ее облику оттенок меланхолии, которая вполне могла бы послужить еще одной ее прелестью, если бы меланхолия была тогда в моде; кроме того, обладая превосходным вкусом, она одевалась и причесывалась так, что это всегда было ей к лицу.

Венчание совершилось 31 марта 1661 года в Пале-Рояле в присутствии лишь короля, королевы-матери, английской королевы, дочерей герцога Гастона Орлеанского и принца де Конде. Через несколько дней, как это и было обещано его королевскому высочеству, герцог Бекингем покинул Францию, всячески выказывая свою печаль.

Примерно в это время, как мы уже говорили, король начал вносить в распорядок своего дня те привычки к размеренности, какие вскоре стали правилами этикета.