Сначала эта смерть, а затем этот отъезд выбили из колеи жизнь семьи. Господин де Сен-Реми лишился своего места, а юная Луиза лишилась своих подруг и надежд, которые она могла основывать на будущих милостях герцогини. Добавим, что более всего она печалилась об утрате подруг, в особенности Монтале, с которой ее связывала самая тесная дружба.
Известно, от каких ничтожных обстоятельств зависят порой все будущие события жизни: как-то раз, когда мадемуазель де Лавальер находилась в покоях вдовствующей герцогини и печалилась из-за того, что ей предстояло расстаться со своей покровительницей, оказавшаяся там г-жа де Шуази, та самая, о ком у нас был случай поговорить в связи картиной французского общества, которую мы пытались изобразить в одной из глав настоящего сочинения,[19] заметила эту великую детскую печаль и спросила у девушки:
— Что случилось, мадемуазель? Вы так огорчены из-за того, что остаетесь в Блуа?
У Луизы не было сил ответить ей.
— Ну же, — сказала г-жа де Шуази, пожимая ей руку, — не стыдитесь высказать свои желания, дитя мое. Почли бы вы за счастье последовать за Монтале и поступить вместе с ней ко двору принцессы Генриетты, который как раз теперь создается?
— Ах, сударыня! — воскликнула мадемуазель де Лавальер. — Это было бы для меня величайшим счастьем!
— В таком случае, — промолвила г-жа де Шуази, — не падайте духом! Штат двора принцессы еще не заполнен, и я поговорю о вас.
Это обещание чрезвычайно обрадовало девушку, но, когда уехали и вдовствующая герцогиня, и Монтале, и г-жа де Шуази и без всяких известий прошли две недели, а затем еще две недели, она решила, что ее полностью забыли, как вдруг пришло известие, что ее просьба удовлетворена и молодой придворной даме дается лишь неделя сроку для вступления в должность.
Мадемуазель де Лавальер приехала в Париж спустя несколько дней после свадьбы принцессы Генриетты. Она не стала самой красивой особой в этом блистательном дворе, так что ее появление там не произвело впечатления ни на кого, кроме графа де Гиша, который неожиданно разлюбил г-жу де Шале и стал оказывать знаки внимания мадемуазель де Лавальер. Однако мы уже говорили, какой надежный щит был у этого юного сердца: мадемуазель де Лавальер любила короля.
Случаю, который иногда ведет себя так, что его путают с Провидением, а иногда так, что заставляет сомневаться в нем, было угодно, чтобы выбор герцогини Орлеанской и короля остановился именно на мадемуазель де Лавальер.
Как велика была радость девушки, когда она увидела, что внимание короля обращено на нее! С другой стороны, в этом юном невинном сердце, в этом неиспорченном уме было столько очарования, прелести и простоты, что притворная любовь короля незаметно перешла вначале в нежное сочувствие, а затем в подлинную любовь.
Два человека много потеряли от этой неожиданной любовной связи, переставшей вскоре быть тайной: граф де Гиш и герцогиня Орлеанская. Брошенные возлюбленные сблизились между собой, несомненно для того, чтобы поделиться друг с другом своими горестями, но и у них вскоре жалобы сменились более нежными словами, и вот тогда между молодым графом и принцессой зародилась страсть, длившаяся затем всю их жизнь.
Возвратимся, однако, к королю: чувство, испытываемое им к мадемуазель де Лавальер, приняло все черты подлинной любви. Людовик XIV выказывал себя подле Луизы более робким, более боязливым и более почтительным, чем подле какой-нибудь королевы. Приводили множество случаев, казавшихся настолько невероятными, что в них невозможно было поверить, и среди них такой: однажды король, который в грозу укрылся вместе с мадемуазель де Лавальер под раскидистым деревом, все время, пока длилась эта гроза, то есть около двух часов, стоял с непокрытой головой, держа шляпу в руке.
Но более всего заставляло верить слухам об этой любви то, что король вел себя в отношении мадемуазель де Лавальер крайне осмотрительно: он не виделся с ней более ни у герцогини Орлеанской, ни на дневных прогулках, и они встречались лишь на вечерних прогулках, когда он покидал коляску герцогини Орлеанской и подходил к дверце кареты, где находилась мадемуазель де Лавальер. Чтобы вполне выразить свои чувства, он стал сочинять стихи; стихи Карла IX до сих пор остаются образцами прелести и вкуса; мы предоставляем читателю судить о тех, что сочинял Людовик XIV.
Однажды утром возлюбленная короля получила букет, сопровождаемый следующим мадригалом:
Эти первые стихи разохотили Людовика XIV; при своем всемогуществе король решил, что стоит ему захотеть, и он станет поэтом, и за первым мадригалом последовал второй: