Людовик XIV и его век. Часть вторая

Утром Людовик XIV беседовал с Мольером и поинтересовался сюжетом его комедии. Комедия носила название «Докучные», и автор пересказал королю ее замысел. После обеда Людовик XIV позвал Мольера и велел ему спрятаться за дверью; затем он пригласил г-на де Суакура, слывшего самым умелым охотником и самым смешным говоруном из всех придворных. Король побеседовал с ним минут десять и отпустил; затем, когда тот удалился, Мольер вышел из своего укрытия и, поклонившись, произнес:

— Государь, я все понял.

С этими словами он отправился спешно дописывать сцену с охотником.

Тем временем Людовик XIV в сопровождении Фуке осматривал покои замка. Ничего подобного прежде на свете не существовало; король видел картины, написанные талантливым художником, которого он не знал; король видел сады, созданные человеком, выразительными средствами которого служили деревья и цветы и даже имени которого он не знал; главноуправляющий финансами обращал его внимание на все это, полагая, что вызывает у него восхищение, а на самом деле лишь возбуждая зависть.

— Как зовут вашего архитектора? — спросил король.

— Лево, государь.

— А вашего художника?

— Лебрен.

— А вашего садовника?

— Ленотр.

Людовик XIV сохранил в памяти эти три имени и продолжил осмотр. Он уже задумал Версаль.

Проходя по одной из галерей, король поднял голову и заметил герб Фуке, воспроизведенный на всех четырех углах; этот герб, который он не раз видел и прежде, всегда поражал его своей дерзостью: герб изображал взбирающуюся на дерево белку с девизом «Quo поп ascendam?» («Куда только не взберусь?»).

Король вызвал г-на д’Артаньяна.

Однако в эту минуту королеву и мадемуазель де Лавальер предупредили, что, по всей вероятности, король намеревается арестовать Фуке прямо в разгар устроенного им празднества. Обе они поспешили прийти к Людовику XIV. И, как оказалось, они не ошиблись: именно таков был замысел монарха. Однако мать короля и его возлюбленная принялись так горячо упрашивать его не делать этого и так убедительно разъяснять ему, каким бесстыдством было бы ответить на подобное гостеприимство подобным предательством, что Людовик решил подождать еще несколько дней.

Двор отправился в театр, сооруженный в конце еловой аллеи. Там были сыграны пролог Пелиссона и «Докучные» Мольера. Короля очень позабавила эта комедия, а двор особенно восхищался сценой с охотником, поскольку уже разнесся слух, что король сам подал автору мысль об этой сцене и показал ему придворного, послужившего прообразом охотника.

После театрального представления был устроен фейерверк, а затем начался бал. Король несколько раз станцевал куранту с мадемуазель де Лавальер, похорошевшей от мысли, что ей удалось помешать своему венценосному возлюбленному совершить постыдный поступок.

В три часа утра гости стали разъезжаться. Фуке, встречавший накануне Людовика XIV у ворот замка, проводил его до тех же ворот.

— Сударь, — расставаясь с гостеприимным хозяином, сказал ему король, — теперь я не осмелюсь более принимать вас у себя: вам там будет очень неуютно!

Людовик XIV вернулся в Фонтенбло, и в том унижении, какому подверг его главноуправляющий финансами, был не в силах утешить себя ничем, кроме твердого решения погубить его.

Но для того, чтобы без серьезных последствий арестовать Фуке, следовало заставить его продать принадлежавшую ему должность главного прокурора Парламента. Королевство только-только вышло из гражданских войн, в ходе которых Парламент с его могуществом не раз сотрясал престол: затевать процесс над одним из главных чиновников Парламента с помощью правительственных уполномоченных означало нанести оскорбление всей достопочтенной корпорации; поручить вести этот процесс самой корпорации означало поставить под сомнение возможность отомстить. И Людовик XIV пошел на хитрость.

Он оставался не менее приветлив с Фуке, чем прежде, и, поскольку подходило время представления к ордену Святого Духа, он в присутствии главноуправляющего финансами несколько раз повторил, что не сделает кавалером королевских орденов никого из судейских или сочинителей, будь то даже канцлера Франции, первого президента Парижского парламента или кого-либо из государственных секретарей. Короче говоря, Людовик XIV обратился напрямую к гордыне. Гордыня все поняла, и Фуке, ослепленный ею, продал свою должность г-ну де Арле.

После этого все разговоры шли исключительно о поездке в Нант, которую король старался всеми силами ускорить. Через двенадцать дней после праздника в замке Во, то есть 29 августа, король покинул Фонтенбло.

Ничто не обнаруживало настоящей цели поездки, которая совершалась с определенной веселостью и о которой герцог де Сент-Эньян, первый дворянин королевских покоев, по приказу Людовика XIV отправил обеим королевам донесение в стихах. Вот начало этих стихов. Они не так уж плохи для знатного вельможи: