Вступление г-на де Сартина в должность военно-морского министра, только что оставленную г-ном Тюрго, завершило формирование нового правительства, в котором от прежнего кабинета сохранился лишь герцог де Ла Врийер, единственный уцелевший обломок этого грандиозного кораблекрушения.
Поскольку министерский переворот совершился 24 августа, это политическое потрясение было названо Варфоломеевским побоищем министров.
— Во всяком случае, — съязвил граф де Аранда, — это не было избиение невинных младенцев.
Тем временем король, как если бы его тянули в противоположные стороны две равные силы, в итоге оставлявшие его неподвижным, не мог ни на что решиться в отношении роспуска нового парламента и судьбы прежнего парламента. Политические угрозы графа Прованского, не желавшего, чтобы кто-нибудь прикасался к делу рук Людовика XV, пугали его; пророчества принцессы Луизы, впадавшей в исступление и предсказывавшей скорое падение монархии в случае победы прежнего судебного ведомства, уравновешивались настояниями герцога Орлеанского и открыто выраженными желаниями народа. Он собирал различные мнения относительно столь серьезного дела и с величайшим тщанием сортировал все приходившие к нему бумаги на эту тему; в кабинете у него были две папки, одна из которых была озаглавлена:
Наконец 21 октября 1774 года король подписал циркулярное письмо, назначавшее изгнанникам день их возвращения из ссылки. Господин де Мопу, которого было не так-то легко испугать, тем не менее испугался и обратился к Людовику XVI с увещаниями по поводу распространившихся слухов о скором уничтожении парламента, преданного королю душой и телом и исполнявшего разного рода поручения, полученные от него, не иначе как с целью выказать ему свое послушание.
Король ограничился ответом, что он удивлен тем, что каникулярная судебная палата обращается к нему с увещаниями по поводу городских слухов, но, впрочем, он предупреждает ее о том, что она будет извещена о его намерениях.
Этот ответ не был успокаивающим, и потому каникулярная судебная палата приняла постановление, в котором она назвала устои монархии поколебленными, заявила, что королевская власть находится в опасности и предвестила ее падение.
Наконец, вопреки всякой целесообразности, прежние парламенты были восстановлены, а новые распущены. Это стало победой всех тех воззрений, какие были запрещены за три года до этого, и поражением всех тех воззрений, какие считались необходимыми для сохранения монархии.
II