На пятом этаже находились кабинеты высшего управляющего звена. Это был Овальный кабинет нашей компании. Я никогда не бывала там ввиду своей незначительности, но Мередию туда вызывали однажды, чтобы сделать выговор за какое-то упущение. Так вот, она рассказывала, что пятый этаж был волшебной страной толстых красивых ковров, толстых красивых секретарш, панелей красного дерева, предметов искусства, кожаных кресел, баров в форме глобуса и множества толстых же лысых мужчин.
Как ни плохо мне было, я не могла не восхититься смелостью Гаса, но Гарри и Уинстон видели в этом лишь попрание всех законов и даже богохульство.
Пришлось мне взять дело в свои руки.
— Спасибо, ребята, — обратилась я к вахтерам как можно небрежнее. — Все в порядке. Я разберусь с этим.
— Но у него нет пропуска, — упрямо возразил Гарри. Он был неплохим человеком, но любил все делать по правилам.
— Хорошо, — вздохнула я. — Гас, ты не мог бы подождать меня здесь? Я вернусь через пять минут.
— Где?
— Здесь, — сказала я, сжала зубы и отвела его к дивану возле выхода.
— А со мной здесь ничего не случится, Люси? — спросил Гас тревожно. — Они не выгонят меня?
— Просто сиди и жди меня здесь.
Идя в туалет, я кипела от злости. Я была в ярости. В ярости на Гаса — за то, что он устроил спектакль у меня на работе, и самое главное — за то, что он устроил спектакль до того, как я успела накраситься.
— Черт! — прошипела я чуть не плача и пнула урну. — Черт, черт, черт!
Кэролин видела все, что произошло, и через пять минут не останется никого, кто бы не знал, с какими бестолковыми типами Люси Салливан ходит на свидание. Я еще не была готова к тому, чтобы снова стать посмешищем для всего «МеталПластОпта». А хуже всего было то, что Гас видел меня ненакрашенной.
Я знала, что Гас несколько эксцентричен, и мне это нравилось, но только что разыгравшаяся сцена не доставила мне удовольствия. Моя вера в Гаса была поколеблена. Может, я ошиблась в нем? Может, наш роман с ним обернется очередной неудачей? Может, порвать с ним прямо сейчас?
Но мне не хотелось плохо думать о Гасе.
Господи, пожалуйста, не дай мне разочароваться в нем! Я не вынесу этого. Он мне так понравился, и я так надеюсь на то, что у нас с ним все получится!
А голос в моей голове нашептывал, что мне следует оставить Гаса сидеть у центрального выхода, а самой улизнуть на улицу через заднюю дверь. Этот план сначала вызвал у меня огромное облегчение, но я тут же подумала, что бедный Гас, может, просидит там весь вечер, а утром придет снова и в конце концов поймает меня.
Что делать? Я решила вести себя как ни в чем не бывало. Я подойду к центральному выходу, буду мила с Гасом и сделаю вид, как будто ничего не случилось.
К тому времени, когда я наложила четвертый, последний слой туши на ресницы, я уже чувствовала себя значительно лучше. Было что-то успокаивающее в нанесении пудры и подведении глаз.
Просто у наших с Гасом отношений режутся зубки. Мы оба нервничаем перед первым свиданием.
Я вспомнила субботний вечер, вспомнила, как замечательно мы познакомились. Вспомнила, как весело нам было в воскресенье, насколько полно Гас соответствовал всем моим представлениям об идеальном мужчине, как он умел насмешить меня, как хорошо меня понимал.
Разве можно было вот так взять и бросить его? Особенно если учесть, что он сумел-таки запомнить мой адрес и на свидание пришел вовремя. Постепенно мои гнев и ярость сменились сочувствием и снисходительностью. «Бедняжка Гас, — думала я. — Он ведь не виноват. Он же как ребенок. Откуда ему было знать о правилах поведения в „МеталПластОпте“?»
И, наверное, ему это происшествие показалось еще более ужасным, чем мне. Он, должно быть, в шоке. Гарри и Уинстон — крупные, сильные мужчины, они до смерти напугали его.
Когда я вернулась к Гасу, то обнаружила, что и он тоже успокоился: он выглядел гораздо более нормальным, разумным, взрослым человеком, чем пятнадцать минут назад.
При виде меня он поднялся. Я всем телом чувствовала, насколько коротко мое платье и сколько заинтересованных взглядов было брошено в мою сторону сотрудниками, сгрудившимися в этот час у выхода. Гас тоже одобрительно оглядел меня, но потом изобразил на лице беспокойство.
— Люси, — тихо, выразительно произнес он, — ты вернулась. Я боялся, что ты уйдешь через другой выход.
— У меня были такие мысли, — не стала отрицать я.
— Я не виню тебя за это, — сказал он несчастным голосом. Затем он откашлялся и приступил к извинениям. — Люси, я могу только искренне попросить у тебя прощения, — быстро затараторил он (похоже, пока я в бешенстве пудрилась, он репетировал эту речь). — Я не имел в виду ничего плохого. Надеюсь, что ты сможешь простить меня, хотя я себя никогда не прощу за то…
И он продолжал в том же духе, обвиняя себя все яростнее, умоляя о прощении все жарче, и конца этому не было видно. Внезапно весь эпизод стал казаться мне уморительным. «Да что, черт возьми, такого ужасного случилось?» — подумала я, и на лице моем расползлась широкая, неудержимая улыбка.
— Что здесь смешного? — спросил меня Гас, прервав затянувшуюся тираду.