Лютая охота

– Ну, ты и сволочь… – резко бросил он.

– Мне действительно жаль, майор, – сказал генерал. – Мне бы очень кстати были такие люди, как вы.

– Я хочу ее увидеть, – заявил Мартен. – Леа…

– Сначала запись. Даю вам честное слово, майор, что вы ее увидите и что мы ее освободим. Честное слово офицера…

Лемаршан вздохнул, поднял голову и посмотрел на трех полицейских. Он снова все это испытал: унижение, предательство… Это горькое питье сопровождало его всю юность. В этом возрасте такие вещи оставляют след на всю жизнь, как позорное клеймо старого режима: уже давным-давно он не ощущал на кончике языка этот сладковато-горький привкус.

В этот вечер, стоя перед тремя полицейскими, он снова стал тем закомплексованным подростком из навсегда исчезнувшего прошлого, с которым давно распростился. Он думал, что этот подросток уже не существует. Вот только детство – это болезнь, от которой редко выздоравливают. Она только того и ждет, чтобы ты проявил слабость, чтобы вернуться вновь. Теперь он это понимал, сидя на стуле с пистолетом «смит-вессон». 357 «Магнум» у виска и прикидывая, какие разрушения произведет в его черепной коробке оружие такого калибра.

Однажды его отправили на место происшествия, когда один из коллег покончил с собой таким же оружием. С одной стороны черепа у него имелась аккуратная круглая дырочка в районе виска. А вот с другой стороны вообще ничего не было: взрывные газы боевого патрона начисто снесли половину черепа и вынесли все его содержимое, оно испарилось в буквальном смысле этого слова. Отверстие было прекрасно видно и изнутри. Ему казалось, что за долгое время ему удалось убить в себе того подростка, самой досадной чертой характера которого была его деликатность. Он стал жестким, вспыльчивым, коррумпированным полицейским, короче, законченным мерзавцем. Отбросом. Сущим злом… Его презирали и боялись. Да, именно так, мать вашу… Он уже не тот пятнадцатилетний лузер, влюбленный в Мари-Элизабет ди Антонио, самую красивую и самую симпатичную девочку в школе. Влюблен он был без памяти, но понимал, что с такой внешностью шансов у него не было. Не то что у Люка, у этого маленького заносчивого фирмача, который только что пришел в их лицей. У него на физиономии было написано, что за ангельской внешностью скрывается круглый дурак. Юного Сержа Лемаршана бесило, что чуткая и обычно такая осмотрительная Мари-Элизабет на этот раз оказалась слепа.

И однажды он нашел ее в слезах: один мерзавец с ней переспал, а потом бросил, заявив, что девственницы ему надоели. Он утешал ее как мог. Конечно, не так, как ему хотелось бы, а как хороший парень и лучший друг, на которого она всегда сможет положиться, который всегда будет рядом.

Сколько счастливых моментов ему досталось тогда… Он нежно ее обнимал, стараясь успокоить, вдыхал запах ее волос, благоухавших яблочным шампунем, свежий запах ее дыхания. Он водил ее в кино на все фильмы того года: «Эскалибур», «Индиана Джонс: в поисках утраченного Ковчега», «Безумный Макс-2». Они пускались в длинные путешествия на велосипедах по полям, заново открывая мир. И там она заставила его поклясться, что они на всю жизнь останутся друзьями. Господи, ведь он ей тогда поверил… Каким же идиотом он был!.. К счастью, Мари-Элизабет сама и раскрыла ему глаза.

– Почему я? – спросил он трех лицемеров, стоящих перед ним.

– Потому что у тебя рак, Лемаршан, тебе так и так крышка. И всем известно, что ты депрессивный… Генерал настаивает, чтобы ты это сделал, чтобы принес себя в жертву нашему делу.

– А почему он сам мне это не сказал?

Вот черт, откуда они узнали про рак? Он никому об этом не говорил. Мысли его вернулись к Мари-Элизабет. Он и сам удивился, почему в последние минуты жизни его так занимали мысли о ней. Спору нет, она была великой любовью его жизни. Любовь… Одно это слово вызывало у него тошноту. Однажды, не выдержав, по крошечным признакам, которые, конечно, трактовал в свою пользу, он убедил себя, что это чувство взаимно. Собрав все свое мужество, он признался в любви Мари-Элизабет. И чистое чувство, которое он доверил ей, она восприняла с гримасой отвращения и совершенно неожиданно стала смотреть на него как на что-то мерзкое и неприятное. Как на слизняка или на какое-нибудь противное насекомое. И девочка, которая клялась ему в вечной дружбе, теперь вовсю судачила со своими подружками об этом отвращении. Предательство. Это слово он тогда отлично понял.

– Шайка ублюдков, – сказал он, не отрывая, однако, пистолет от виска.

Деликатный и внимательный пятнадцатилетний Лемаршан, который вызвал гримасу отвращения у восхитительной Мари-Элизабет ди Антонио, в тот день умер. Его место занял другой Лемаршан: задиристый, упрямый и злой, которого никто не любил, но все уважали. Потом он поступил в полицию, чтобы было где избыть свою злобу, и творил насилие и прочие мерзости уже легально, в государственном масштабе.

– Подумай хорошенько. Тебе осталось от силы месяцев шесть. Если не сделаешь этого сам, сделаем мы.