Лютер. Книга 1. Начало

— Хорошо. Я слышал в новостях, что этот полицейский рассказывал обо мне на пресс-конференции. Он лгал обо мне, тот полицейский. Поэтому скажу вам вот что: я хочу, чтобы он извинился. Как подобает. Хочу, чтобы он принес мне свои извинения за ту ложь, которую обо мне распространяет.

— Какая же это ложь? Насколько я могу судить…

— Что меня нужно пожалеть. Что мне больно. Мне не больно. Я пытался помочь. Помочь этой малышке. И тут он вылезает на экран и фактически меня оскорбляет. Знаете, с меня достаточно. Более чем. Я сыт по горло всем этим дерьмом и этими гнидами, которые возомнили, что могут разговаривать со мной, как им заблагорассудится. Я желаю, чтобы передо мной извинились. Причем публично.

— Пит, я не думаю, что это произойдет. Не думаю, что полиция станет перед вами извиняться.

— Лучше ей это сделать.

— Что вы имеете в виду?

— Мне нужен этот полицейский на проводе, и мне нужно от него извинение. Я знаю, что сейчас они слушают меня. Знаю, что этот звонок отслеживается. Думают, они там все такие умные, такие сметливые. Все из себя белые и пушистые. Так вот, меня они достали.

Тишина в ответ.

— Или они извинятся, или то, что произойдет дальше, целиком будет на их совести.

— Что это значит, Пит? Что именно произойдет дальше?

— Не мне это говорить. Единственное, чего я хочу, чтобы полиция прибыла сюда, на радио, на вашу передачу, и принесла извинения за то, что было сказано обо мне.

— Пит, вы сами, добровольно, сознались в убийстве двоих людей…

— И что? А все эти шлюхи, наркодилеры, а? Как ведут себя они? Все эти вандалы, и наглые черножопые рэперы, и вся эта безработная шваль на пособиях? Все эти отбросы, подонки, все эти поколения паразитов в своих загаженных, облезлых, жутких муниципалках? Им почему-то все сходит с рук, все их убийства. Полиция смотрит на них сквозь пальцы, разве не так?

— Пит, я не уверена…

— Если передо мной не извинятся, я сделаю это снова.

— Что, что вы сделаете снова?

— Вы знаете, что я имею в виду.

— Нет, извините, но мне кажется, Лондону нужно, чтобы вы все предельно конкретизировали. Наш город должен знать с полной ясностью, что именно вы имеете в виду.

— Что ж, и скажу. У меня есть ключи ко всем вашим домам. Ключи от всех домов в Лондоне. И если передо мной не извинятся как следует, то я пройдусь по всем этим мамашкам, и папашкам, и их детишкам. Сегодня же ночью войду к кому-нибудь в дом и вскрою им брюхо, выжру их внутренности — и буду вот так трахать их и жрать, понятно? Теперь врубаетесь? Что, жалко вам меня, а? Не слышу, мать вашу! Что, по-вашему, болит у меня сейчас душа? А? Да вы все паршивые лживые суки, понятно? Теперь понятно, что я с вами сделаю?!

Роуз Теллер кликает мышью на «паузу».

— Ладно. Этого, я думаю, достаточно.

Лютер отодвигается на стуле, мельком глянув на Корниша.

— А еще там что-нибудь есть?

— С минуту, не больше. Живой эфир они, понятно, загасили.

— Еще одна минута?..

— …Благовеста, само собой, — говорит Теллер. — Суки те, суки эти…

— Надо бы дослушать.

— Дослушаешь, если хочешь, у себя на рабочем месте. А я как-то уже наслушалась.

— Место засекли?

— Гайд-парк. Два с половиной квадратных километра парковой зоны. Ограниченность видеослежения. Тысячи людей бродят во всех направлениях. С таким же успехом он мог звонить с Луны или с метеоритного пояса.

Корниш шумно вздыхает и закатывает рукав. Затем отчего-то передумывает и снова его расправляет, застегивая манжет на пуговицу.

— Как думаете, он ее выполнит, эту свою угрозу?

— Да, выполнит, — отвечает Лютер. — От себе подобных он ничем не отличается. Та же претенциозность, чувство собственной важности, одержимость собственным «я». Он даже не терпит мысли, чтобы о нем думали как о слабаке. Ему больше по душе, чтобы его ненавидели, а не жалели. А еще лучше, чтобы страшились.

— М-да, — говорит Теллер. — Если раньше у нас с пиаром были проблемы, то теперь его хоть отбавляй. Мы его можем отыскать до вечера?

— Как? — грустно усмехается Лютер. — Скажите, и я это сделаю.

— Мне откуда знать. Это ты у нас волшебник. Сделай свое дело, сыпни волшебного порошка.

— Ладно. Тогда дайте мне сделать то, чего он просит. Пустите на телевидение, на радио, еще куда-нибудь — поизвиняться.

— Этому не бывать, — сразу говорит Корнит.

— В Лондоне есть семья, которая может завтра не увидеть рассвет, если я этого не сделаю. Причем он ее уже наверняка присмотрел.

Лютер в общих чертах рассказывает, что поведал ему Бенни о слежке через Facebook. Корниш и Теллер слушают, мрачнея на глазах.

Затем Корниш задает вопрос:

— Но если мы дадим этому подонку то, чего он хочет сегодня, что он потребует от нас завтра? И что, это мы ему тоже дадим? И если да, то какие аппетиты у него проснутся послезавтра? А послепослезавтра и так далее?

Лютер сникает, понимая, что Корниш прав.

— Отстраните меня от дела, — неожиданно предлагает он.

— Не понял?

— Этого может хватить, чтобы он успокоился.

— А если нет?

— Мы насчет этого уже дискутировали. Шантажу поддаваться нельзя. Более того, нельзя даже показывать, что мы на это ведемся.