Лютер. Книга 1. Начало

— Совершит ли Пит Блэк новые убийства, если вы откажетесь выполнить его требования?

— Ответить вам значило бы погрузиться в трясину досужих домыслов.

— Насколько велика угроза?

— На данный момент определить это с точностью невозможно.

— Если Пит Блэк вырежет еще одну семью, полетят ли головы в полицейской администрации?

— Не вполне уверен, что понимаю ваш вопрос.

— Кто несет ответственность за отказ от тактики старшего детектива Лютера?

— Я.

— Детектив Лютер отстранен от дела из-за напряжений в ходе расследования?

— Старший детектив Лютер от дела не отстранен.

— Вы думаете поддерживать старшего детектива Лютера?

— Безоговорочно.

— Вы уже составили психологический портрет убийцы?

— Без комментариев.

— Что известно об убийце? Совершал ли он злодеяния прежде?

— Без комментариев.

— А не поздновато ли вы спохватились?

— Не понимаю вашего вопроса.

— Верите ли вы в своего старшего следователя по делу?

— Безгранично.

— Тогда где же он?

— Скажем так: он занят.

— Он отстранен от дела?

— Нет.

— А может, именно так и следовало поступить?

— Нет.

— Не делаете ли вы ошибку, отказываясь принести Питу Блэку извинения?

— Нет, ни в коей мере.

— Скольким лондонцам нынешней ночью грозит опасность из-за сомнительных оперативных решений, принятых детективом Лютером?

— Если кому-нибудь из лондонцев и грозит опасность — я подчеркиваю, если, — то это только из-за человека, назвавшего себя Питом Блэком. Еще раз настоятельно призываю лондонцев заглянуть в свои умы и сердца, посоветоваться с совестью. Если вы знаете, кто этот человек, то очень прошу вас: свяжитесь с нами по горячей линии.

На этом все. Благодарю вас, дамы и господа, и желаю вам хорошего дня.

Пока Корниш и Теллер ведут диалог с переполненным конференц-залом, Лютер и Хоуи вплотную сидят у стола Бенни Халявы.

— Прочесал Сеть, — докладывает тот, — прошерстил весь список лиц, совершивших сексуальные преступления. Имена, фамилии…

— Кого-нибудь облюбовал?

— Нет. Поэтому я отклонился немного в сторону и пошел, держа нос по ветру.

— И как далеко ты зашел?

— Да вот взбрела такая мысль в голову: а что, если все эти годы вне радара, так сказать, наш Пит детей и не похищал вовсе, а попросту их покупал? — Бенни показывает Лютеру чей-то фотоснимок из досье. — Смотрите, это Василе Сава. Торговец детьми. Организовывал незаконные усыновления, экспортируя младенцев со всей Восточной Европы. Так что если кто-то пытался купить или сбыть ребенка в Лондоне, то не исключено, что он был знаком с Савой.

— А чем именно он может нас интересовать?

— А тем, что когда этого Василе арестовали и вскрыли его базу данных, в списке клиентов у него значился некий Мистер Торбалан. Как раз одно из имен того малого, который ворует плохих детей.

— Молодчина, Бен! — Лютер хлопает Халяву по плечу. — Где он, интересно, обитает?

Бенни подает распечатку.

— Возьми с собой освежитель, — рекомендует он. — Да еще и чеснок не помешает, с распятием в придачу.

Билл Таннер смотрит послеобеденные новости, потому что так он делает всегда. С удивлением он видит копа, который давеча заходил к нему ужинать, а теперь, гляди-ка, сидит сгорбившись за столом на каком-то человеческом сборище, и вид у него такой потерянный, все равно что загнанный.

Биллу его жалко — как-никак, а парняга-то приличный, да и вообще грустно смотреть, когда большого человека заставляют выглядеть мелким.

Билл переключает еще пару каналов, но там все та же блажь. Пробует «Радио-2» — опять ерундистика. Билл слушает обрывки сообщений и понимает, что речь идет о чем-то действительно ужасном. История, которую и слушать-то не надо бы, — еще одно свидетельство, что этот поганый мир катится в тартарары.

Хорошо, что Дороти этого уже не застала.

При мысли о ней снова разыгрывается трясучка в коленях. Видно, от одиночества… хотя что это еще за слово такое — «одиночество». Какое-то глупое и слащавое или, как там нынче говорят — попсовое, для какого-нибудь там, язви его, Энгельберта Хампердинка со товарищи. Совершенно несопоставимое с той немочью в нутре и ногах, особенно в верхней их части. Билл знает, что если сидеть расслабившись, то она, треклятая эта немочь, поползет по спине вверх, к затылку, а сам он разнюнится, расплачется, все равно что дитя малое. Тьфу ты, аж сказать кому стыдно. В такие минуты Билл видит, что дом у него зарос грязью и провонял сыростью. Вздохнув, он стаскивает с крючка на кухонной двери поводок и ошейник. А уж Пэдди-то как рад! Пляшет, юлит, с ума сходит по прогулке…

Билл прошаркивает к вешалке, надевает свою бессменную серую ветровку с вязаными манжетами и старенькие мягкие мокасины. Он застегивает молнию ветровки под самый подбородок и натягивает шерстяную шапочку с помпоном, подаренную когда-то Дороти.

И они с Пэдди выходят на улицу.