Лютер. Книга 1. Начало

— При всем уважении к вам, шеф, но ведь надо как-то отреагировать. Дать ему хоть какой-то ответ.

— Если мы пойдем у него на поводу, — продолжает Корниш, — то дадим зеленый свет всем шизоидам и, будьте уверены, они ринутся за ним потоком. Психопатам нельзя давать доступ к СМИ, чтобы они оттуда контролировали расследование своих преступлений.

— В перспективе — да, абсолютно с вами согласен. Но на ближайшее время это единственная тактика, которая мне приходит в голову. Нужно опубликовать заявление, что моя работа как следователя приостановлена, а от текущего расследования я отстранен. Словом, вывесите меня на просушку.

— О господи! — Роуз Теллер, склонившись, с измученным лицом роется в ящике стола, вынимает оттуда тюбик аспирина с плотной крышечкой и начинает с ней возиться.

— Нет, в самом деле, — гнет свое Лютер, — это же вполне осуществимо. Вы говорите, что полиция не должна откликаться на требования преступника. Но вы можете намекнуть, что я слегка напортачил, — скажем, неверно управлял цепочкой следственных действий. Да бог ты мой, вы же не менее двух раз в минуту крутили ролик, где я плачу у стены! Этого вполне может хватить, чтобы он смягчился и умерил свой пыл.

Теллер не реагирует на его слова. Как, впрочем, и Корниш.

— Если мы этого не сделаем, — говорит Лютер, — он исполнит то, что обещал. Нынче же ночью. И он знает, о чем говорит. Сколько времени уже этим занимается, а мы ничего не замечали. Вероятно, у него есть целый список возможных мишеней. Семьи вроде Ламбертов. Дома, которые он изучил изнутри и снаружи. Нельзя сидеть сложа руки, нельзя допустить, чтобы такое произошло. Разве я что-то не то говорю?

Долгая-долгая пауза. После чего Корниш произносит:

— Джон, на самом деле я вас понимаю. Но мы не можем сами себя схватить за лодыжки и позволить этому психу делать с нами все, что его гнилой душе угодно.

— Сэр, — смотрит на него Лютер, — я ведь серьезно.

Теллер из-за спины шефа предостерегает его взглядом: заткнись, дескать.

— Неважно, как мы это обставим, — вздыхает Корниш. — Главное, что дадим ему четкий сигнал. Мы разгласим на весь свет, что прогибаемся перед этой гнидой, что он может взять с нас все, что захочет. Этого мы допустить не можем. Просто не можем, и все. Иначе возникнет прецедент.

Лютер выходит из кабинета Роуз Теллер. Идет и чувствует на себе взгляды всех коллег-копов, собравшихся в общем рабочем помещении. Видимо, он говорил громче, чем нужно, и все было слышно. Вот и Хоуи. Она поднимает со стола какие-то папки и помахивает ими, чтобы привлечь его внимание, — не вполне решительный, но на фоне притихшего зала вызывающе бойкий жестик, за который он ее в данную минуту готов расцеловать.

— Ну, что у нас тут? — спрашивает он, подходя.

— У нас тут все отлично, — как ни в чем не бывало отвечает она. — Я бы хотела заглянуть к вам на минутку, шеф. Можно?

— Не вопрос. И это тоже прихвати. — Он кивком указывает на папки.

Хоуи подхватывает со стола дела Йорка и Кинтри, укладывает их в более-менее ровную стопку и вслед за Лютером шагает в его узкий, как пенал, кабинет. На входе она кивает Бенни и прикрывает сзади дверь.

Лютер опускает жалюзи.

— Дело на самом деле во мне, — интересуется с порога Халява, — или страсти действительно накаляются?

— Действительно накаляются, — отвечает Лютер.

Хоуи и Бенни сочувственно смотрят на него. Да, хорош начальничек, нечего сказать: размяк, расчувствовался, один только плач у кладбищенской стены чего стоит.

Лютер снимает пиджак, вешает его на спинку кресла, ослабляет узел на галстуке.

Сидя с закрытыми глазами, растирает лицо. Делает несколько медленных долгих вдохов. Не поднимая век, говорит:

— Ну, как у нас обстоят дела?

— Дела обстоят вот как, — начинает Хоуи. — Налицо вполне конкретный типаж — зверь еще тот. К тому же это явно не первое его деяние — уж очень самоуверен. С непомерным самомнением, гонором. Элементы нарциссизма на фоне гипертрофированной обидчивости. Судя по тембру голоса, артикуляции, интонациям, возраст — самое малое под тридцать, а скорее всего, лет за тридцать пять — тридцать семь. Если сложить все вместе, получается портрет рецидивиста, не исключено, что серийного.

— Но ведь это наверняка первый для него эпизод с таким modus operandi?

— Вы имеете в виду способ действия? Безусловно. Но способ и почерк действия — разные вещи. Способ состоит из всего, что преступнику необходимо для совершения преступления: тип преступления, виктимология, антураж места, используемый метод. Так что способ действия может меняться, а вот почерк — нет.

Что же он делал до того, как вскрыл тела несчастных Ламбертов? Вначале мы разобрали одно, а может быть, и два преступления, которые, вероятно, имели место: похищение Эдриана Йорка и попытка похитить Томаса Кинтри в Бристоле, в середине девяностых годов. То есть речь идет о деле пятнадцати- или шестнадцатилетней давности. И ребятки все-таки были постарше: Эдриану Йорку шесть лет, Томасу Кинтри все двенадцать.